человек, которого она любила, умер, и больше она никого не полюбит. А потом, как ни в чем ни бывало, уехала с принцем.
Но как бы он ни ненавидел Лиат за то, что она покинула его, Хью он ненавидел куда больше.
— Я называл ее сестрой, — хрипло произнес Ивар. — И я бы женился на ней, если бы мог, но совсем не потому, что она наложила на меня чары.
— Как тебя зовут, сын мой? — спросила Констанция. Ивар вздрогнул. Джудит смотрела на него не мигая, как змея, готовая к броску. Откуда-то появился Болдуин и теперь делал ему знаки, смысла которых Ивар не понимал — от страха он вообще перестал соображать.
— Я… я — Ивар, сын графа Харла и леди Харлинды из Хартс-Рест.
— Послушник, отравленный ересью, которого я отвожу в монастырь святого Валарика, — громко добавила маркграфиня Джудит.
Констанция подняла руку, приказывая ей замолчать. Епископ проницательно посмотрела на него.
— Тебя не было среди заявленных свидетелей. Что ты знаешь о том, что происходило в Хартс-Рест?
— Я помню, как Лиат и ее отец пришли в Хартс-Рест. Мы с моей молочной сестрой Ханной дружили с Лиат. Сейчас Ханна — «орлица» на службе у принцессы Сапиентии, которая уехала на восток и тоже не может свидетельствовать в пользу Лиат.
— Правда ли, что сказал отец Хью, будто отец девушки был колдуном? Что люди приходили к нему за амулетами и просили колдовать для них?
— Он никому не причинял вреда! Никто о нем слова дурного не скажет!
Ивар проклял свой длинный язык, когда увидел, как епископы и иерархи переглядываются, словно говоря: «Ну вот и доказательства».
Даже добрейший брат Хатто вздохнул и опустился на стул с видом человека, принявшего решение и теперь желающего только одного — чтобы его оставили в покое.
— Ее отец был колдуном, отвернувшимся от церкви, — произнесла Констанция. Потом нахмурилась. — Хотя, возможно, он и не хотел никому причинить вред.
— Бернард был хорошим человеком, даже если и сбился с пути истинного, — заметил Хью. — Он слишком любил свою дочь, поэтому и стал учить ее. Но бремя подобных знаний оказалось слишком тяжелым для такой молодой девушки. Возможно, первый шаг по этой стезе она сделала, руководствуясь самыми благими намерениями. — Хью закрыл лицо руками и сделал вид, что плачет, искренне скорбя об участи Лиат.
Король вернулся к трону и сел.
— Сестры и братья, — обратилась к совету Констанция, — есть ли у вас какие-нибудь вопросы или пора приступить к обсуждению?
Вопросов не было.
— Мы будем молиться, — сказала Констанция. — Оставьте нас. Выйдите все из зала. Мы объявим о решении, когда Господь продиктует его нам.
К Ивару тотчас подскочили два солдата Джудит, схватили его под руки и уволокли из зала в комнаты маркграфини.
Джудит стремительно подошла к нему и ударила. От неожиданности Ивар не удержался на ногах и отлетел сторону, и тотчас по знаку маркграфини ее солдаты принялись избивать его. Его били ногами в живот, по голове, наступали на руки, и вскоре он мог только кричать от боли и молить о пощаде.
Через некоторое время Джудит приказала остановить избиение.
— Как ты осмелился выступить на совете? Ты ел хлеб за моим столом и путешествовал с моей свитой — как ты посмел говорить что-то против меня и моего сына? — Она в ярости пнула лежащего юношу.
— Матушка. — Хью опустился рядом с Иваром. — Бедняга ничего не мог поделать против чар. Я вижу колдовство вокруг него.
— Я больше не желаю о тебе слышать! Иди и молись униженно и смиренно, это единственное, на что ты годен!
Ивар не двинулся с места.
— Ему крепко досталось. Этого урока он не забудет.
— Замолчи! Я до смерти устала от твоего занудства, Хью. Я не сомневаюсь, что девчонка опутала тебя колдовскими чарами, однако вряд ли я забуду происшествие в Цайтенбурге. Но ты — мой сын, и я буду защищать тебя, пока ты покорен моей воле. Я сильно сомневаюсь, что Господь будет иметь отношение к суду, зато совершенно точно знаю, что король ненавидит девчонку за то, что она увела у него Сангланта, к тому же Генриху нужна моя поддержка. А совет знает, откуда ветер дует, и решит то, что король сочтет нужным.
— Значит, они осудят Лиат, только чтобы угодить королю? — прошептал Ивар.
— Отнесите его на конюшню, — с отвращением приказала Джудит.
Ивара уволокли прочь, сам он идти не мог. Его тащили, не заботясь о том, что его голова то и дело ударяется об углы и стены. Солдаты швырнули юношу на солому и заперли массивную дверь в конюшню. Там он и лежал до самого вечера.
Ивар очнулся оттого, что ему страшно хотелось пить. Все лицо опухло, глаза почти ничего не видели, возможно потому, что уже стемнело. Душевные терзания были сильнее страданий тела. Ну почему Лиат оставила его?
Он не должен думать о ней. Надо помнить о молитвах леди Таллии, ведь она — единственная, что у него осталось. Другие не видят правды, потому что слепы. Такова судьба, уготованная прозревшим, — умирать за правду. Только страдания могут привести к спасению.
Ивару показалось, что в конюшне появился свет. Он услышал голоса, смех, шарканье ног в другом конце коридора. Ивар с трудом встал на колени. Дверь распахнулась.
Может, это ангел спустился с небес, чтобы забрать его в Покои Света?
— Ивар!
Это был всего лишь Болдуин. Он нагнулся, чтобы обнять Ивара, но тот застонал от боли.
— Боже Всемогущий! — ахнул Болдуин. Он обтер Ивару лицо и руки влажной тряпкой. — Пойдем, пойдем. У нассовсем мало времени. Мы купили проститутку, но навряд ли часовой задержится с ней надолго.
Болдуин обхватил Ивара за талию и попытался поднять. Каждое движение причиняло невыносимую боль — правая рука оказалась сломана, а нога вывихнута.
— Ну пойдем же, — нетерпеливо сказал Болдуин.
— Куда мы идем? — Ивар с трудом произнес эти несколько слов.
— Тише, — Болдуин пригладил ему волосы. — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
Холодный ветер заставил Ивара вздрогнуть. Через некоторое время — оно показалось вечностью — они добрались до небольшой аллеи. По дороге Ивар то проваливался в беспамятство, то снова приходил в себя и слышал, как тихонько ругается Болдуин — ему было тяжело тащить почти бесчувственное, обмягшее тело. Очнувшись в очередной раз, Ивар понял, что они уже не одни.
— Ваше высочество, — позвал Болдуин.
— А, ты привел его. Хорошо.
Ивар задохнулся от удивления, закашлялся и упал на колени. Кашель отдавался в ребрах такой сумасшедшей болью, что он едва не потерял сознания. Голос оказался знакомым.
— Принц Эккехард! — прохрипел Ивар.
— Мило и Удо спрячут вас с Болдуином и тайно вывезут из Отуна сегодня ночью, — коротко сказал принц. — Вы спрячетесь возле дороги, а когда завтра мы будем проезжать мимо, вы присоединитесь к нам.
— Болдуин? — вопросительно произнес Ивар.
— Скоро она примется за меня, — отозвался Болдуин. — Изобьет меня до полусмерти и вышвырнет вон. Я ненавижу ее!
— И любишь меня, — ревниво напомнил Эккехард.
— Конечно, мой принц. Я буду любить вас и служить вам как должно.
Эккехард радостно рассмеялся. Ему не исполнилось еще и пятнадцати, и вся свита его состояла из
