Брат Хумиликус осмотрелся.
— Все встало с ног на голову. Аббат превратил монастырь в публичный дом. Послушники приказывают старшим. Это чудовищно. Только вчера ко мне приходила епископ Саплисия, она жаловалась, что на стенах домов в городе появляются картины, которые, несомненно, дело рук врага рода человеческого…
Им пришлось еще долго терпеть нравоучения брата Хумиликуса. Присутствие Эрменриха помогало Ивару вынести эту пытку. Впервые за долгое время в его сердце закралась надежда. Возможно, еще не все потеряно. Может, он не зря живет на свете, хотя именно так он начал думать в последнее время. Возможно, кроме еды, пьянства и шлюх, все-таки осталось хоть какое-нибудь светлое пятно в его жизни. Но кто же рисует картины в Генте?
Наконец-то брат Хумиликус устал шевелить языком и замолчал. Это обстоятельство обрадовало Ивара и Эрменриха. Хумиликус неохотно разрешил им пойти в часовню и помолиться. Монастырь остался единственной вотчиной Хумиликуса, где он еще мог командовать. Он не любил «мальчиков Эккехарда» — так он их обзывал, когда принц не слышал. Хумиликус уже не пытался включить их в ежедневный круг монашеской жизни. Все они еще были послушниками и не носили монашеских ряс, и стражники беспрепятственно пропускали их через Гент, как и всех, кто держал путь на восток, чтобы проповедовать Учение среди язычников или недавно завоеванных племен. К таким племенам относились редери, салави, полени; поставщики лошадей унгрийцы; рыжеволосые старвики и клан воинов росси. Некоторые из миссионеров оставались на ночь в монастырской гостинице. Если Ивар узнавал об этом, то сбегал с пира, чтобы подслушать их разговоры с братом Хумиликусом о приключениях среди бодинавас — племени людей с плоскими лицами; о том, кто что ел, пил, с кем сражался. Еще путешественники рассказывали про ужасных куманов, которые носили человеческие головы как украшение; о женщинах из племени саздах, готовых убить любого, кто ступит на их территорию; о таинственных женщинах из племени кераитов, которые были настолько могущественными колдуньями, что могли одним взглядом превратить человека в камень.
— Смотри! — еле слышно пробормотал Эрменрих, указывая Ивару на стену. Там была нарисована картина. На ней изображался Господь, с небес правящий миром. Земля находилась в руках святой Эдесии. Рядом с ней — чудесный маленький мальчик, связанный как с Владычицей, так и с человеческим миром. Он слышит Святое Слово из уст Владычицы; он проповедует, и люди верят ему. Его учениками становятся Текла, Матиас, Марк, Люция, Джоанна, Мариан и Петр; вскоре его обвиняют в распространении смуты, и даррийцы берут его в плен; он встречается с императрицей Тайсаннией, а когда он отказывается подчиняться ей, она приговаривает его к смерти. С него заживо снимают кожу, его сердце бросают на землю, и на этом месте вырастают розы.
Ивар и Эрменрих смотрели на картину как зачарованные. Очнувшись, Ивар увидел, что вокруг собрались люди. Кто-то уже возложил цветы в память о святом Дайсане, убитом по приказу императрицы.
Ивар подошел поближе и дотронулся до картины. Ее краски уже потускнели, пройдут дожди, и она исчезнет, но останется в сердцах людей.
Кто же нарисовал ее?
— Стойте, друзья! — крикнул Эрменрих. — Соберитесь вокруг. Я могу раскрыть вам эту тайну. Я знаю правду! Слушайте!
Ивар хотел было остановить его, но наткнулся на девочку лет двенадцати. Она схватила его за локоть и пристально посмотрела в глаза, словно пытаясь что-то прочесть в них. На груди у нее висел Круг Единства.
— Что случилось? — спросил Ивар.
Она потащила его за руку.
— Идем, — сказала она ему.
Эрменрих и не заметил, что Ивар пропал. Он увлекся проповедью людям, собравшимся на площади. Некоторые слушали с явным интересом, другие с презрением, но все равно слушали.
А девочка все вела и вела Ивара за собой.
— Что ты хочешь? — возмущенно спросил он.
Но она шла молча и очень торопилась. Ивар, забыв про Эрменриха, следовал за нею. Они свернули в переулок. Там возле мусорной кучи бегала бездомная собака. Выйдя на улицу, они пошли вдоль стен дворца лорда Уичмана. На стенах развевались яркие знамена: красные и золотые, черные и серебряные. Девочка завела Ивара в небольшой дворик, где на костре закипал чугунок с похлебкой, а рядом сидела малышка лет четырех. Она играла с куклой, сшитой из лоскутов. Маленькая девочка посмотрела на вошедших во двор, хотела было заговорить, но спутница Ивара приложила палец к губам. Они вошли в узкий проход между домами, которые стояли так близко, что, казалось, они соприкасаются крышами. В проулке было темно, и, когда они вышли на солнце, Ивар долго моргал глазами, привыкая к яркому свету.
Возле стены с нарисованной картиной собралось не меньше десяти человек. Девочка потащила Ивара туда. При их появлении горожане расступились в стороны, чтобы Ивар мог подойти. Возле стены стоял человек и дорисовывал картину. Блаженный Дайсан, погибший за неподчинение императрице, восходил в Покои Света, чтобы воссоединиться со своей святой матерью.
Художник повернулся, чтобы обмакнуть кисть в ведерко с краской. И тут Ивар увидел его лицо.
— Зигфрид!
Человек вздрогнул, опрокинул ведерко и уставился на Ивара. Зигфрид почти не изменился, если не считать сломанной челюсти.
— О Боже! Зигфрид! Что ты здесь делаешь? — Ивар подбежал к нему и крепко обнял. — Как тебе удалось покинуть Кведлинхейм?
Зигфрид расплакался. Его нежное лицо светилось счастьем. Руками, перепачканными краской, он показал на свои ноги, словно предлагая прогуляться. Как и у Эрменриха, ноги Зигфрида покрывали ссадины и мозоли.
— Зигфрид, мы были в Кведлинхейме с Болдуином, когда умерла королева Матильда. Мы с ним в бегах — сбежали от маркграфини Джудит. Мы здесь с принцем Эккехардом. А в монастыре мы не решились остаться — боялись, что нас узнают. Мы слышали твою проповедь в церкви. Они выпустили тебя? Как ты здесь оказался?
Зигфрид не отвечал, только улыбался. Зигфрид жил настоящей жизнью, его вера была так глубока, как ни у одного из них. На несколько секунд Ивара охватила злость: почему Зигфрид так уверен в себе, в то время как его терзают сомнения?
Но даже эта злость не помешала Ивару радоваться встрече с другом. Он схватил его за плечи:
— Зигфрид, поговори со мной.
Зигфрид указал на стену и свои руки, затем открыл рот. Языка не было. Отрезан.
— Господи милостивый! — закричал Ивар. — Кто это сделал? Разбойники на дороге?
Зигфрид отрицательно покачал головой.
Ивар чувствовал его дыхание на своем лице. И он понял, что произошло.
— Это сделали в Кведлинхейме?
Зигфрид вздохнул: «Да».
Все достаточно просто: так приказала мать Схоластика, но Зигфрид не возроптал, не озлобился. Так угодно Господу: он лишен языка, но его не заставили замолчать. Ведь язык — это только один из способов общения.
Но Ивар мог говорить, он мог проповедовать, как Эрменрих проповедовал несколько минут назад.
Господь избрал их, сделал свидетелями чуда. Они должны рассказать об этом. Господь создал Землю, так что их труд намного проще. Ивар понимал, что им придется покинуть эти края и отправиться на восток вместе с принцем Эккехардом и лордом Уичманом. Им предстоит отправиться туда, где влияние Церкви не так сильно.
Ивар стоял перед толпой. Девочка, которая привела его сюда, пристально смотрела на него своими огромными глазами, ожидая, что же будет дальше.
Весь мир ждал.
— Друзья мои, — начал он.
Росвита сидела в библиотеке, листая хроники монастыря святой Екатерины. В
