Пылающий камень (ч. 2)

здоровым, хоть и маленьким. — С той минуты, как прибыла герцогиня, Алан безуспешно пытался увидеть в ее свите няню или кормилицу с ребенком на руках. — После родов мы остановились в Отуне. Я была так благодарна госпоже епископу за молитвы, что решила назвать ребенка в ее честь — Констанциусом. Он такой же черноволосый, как и его отец, что меня чрезвычайно расстроило. Ну да ладно. Отун полон разных слухов. Говорят, Генрих очень недоволен своими детьми: он изгнал Сангланта за любовную связь с одной из «орлиц», а после и саму «орлицу» отлучили от Церкви за колдовство. Кажется, она околдовала принца, потому что Генрих хочет передать трон ему, бастарду, а она тогда стала бы королевой. Впрочем, возможно, это всего лишь сплетни и все было совсем не так. По-моему, гораздо вероятнее, что он ее соблазнил, а не наоборот.

— Как ее звали? — спросил Алан, утомленный словесным потоком.

— Кого? — спросила Иоланда и тут же продолжала вываливать накопившиеся новости: — Король выдал Сапиентию за какого-то варвара и отправил бороться с дикарями. Это не сулит ей никаких шансов на трон. Теофану он отослал на юг, в Аосту, можно было бы подумать, что теперь в фаворе именно она, но у нее такое холодное сердце! Она никогда не показывает своих чувств! Наверняка у нее это от матери. Младшего сына он отослал в аббатство. Что вы об этом думаете? Мне кажется, Генрих не считает своих законных наследников достойными трона!

Таллия вспыхнула. Она делала вид, что не слушает, но на самом деле не пропустила ни одного слова. Наконец с легкой дрожью в голосе она спросила:

— А что с мамой?

— Я видела леди Сабелу лишь мельком. Она вышла вместе с госпожой епископом. — Иоланда кисло усмехнулась. — Из-за преступлений моего отца Генрих мне все еще не доверяет. Выглядит она хорошо. Твой отец дал обет в монастыре Фирсбарга, и похоже, он вполне доволен жизнью. Твоя мать, в отличие от него, не так довольна своим нынешним положением, но об этом лучше не распространяться. Я рассказала ей о твоем видении.

Таллия встревожилась:

— Что сказала мама? Она приняла слово истины? Осознала чудо Его жертвы и искупления?

Иоланда пожала плечами:

— Она сказала, что на Церковь имеет влияние лишь тот, кто царствует.

— О Господи. — Таллия посмотрела на Алана и отвела взгляд. — Я не подумала об этом, — задумчиво произнесла она и осеклась, вспомнив, что не одна.

Тем временем они вошли в церковь, и Иоланда ахнула, увидев Лавастина в гробу.

— Какая хорошая работа! Прямо как живой. Клянусь, никогда не видела ничего подобного, даже в монастыре в Отуне.

Таллия прошептала:

— Это из-за проклятия.

— Что? — переспросила Иоланда, оглядываясь на Алана. Жоффрей тем временем вышел вперед и провел рукой по плечу статуи, но тут же отдернул руку, словно обжегся.

— Граф не хотел, чтобы мы строили часовню в честь Матери и Сына, — сказала Таллия. — Поэтому он и умер. Но скоро все изменится.

— Посмотрим, — промурлыкала Иоланда, взглянув на Жоффрея. — А что с наследником? Ты беременна?

Жоффрей поднял голову. Установилась такая глубокая тишина, что Алану казалось, будто он слышит, как садится пыль на карнизы и за стеной скребутся мыши. Таллия задержала дыхание. Исчез последний луч солнца, падавший на каменный пол через западное окно, короткий, как человеческая жизнь, тонкий, как крыло ангела.

Бледный розовый свет разлился по небу, а потом медленно угас. Может, это ангел взмахнул крыльями. Нет. Он знает. Мудроматери говорят, что иногда в зимнем небе появляется свет, который ветер приносит от самого солнца. Наверное, они правы, они видели гораздо больше, чем он, но сейчас ему кажется, что этот свет принесен скорее не ветром, а водой, которая почему-то растеклась между небом и землей. Он стоял, ожидая, что же будет дальше.

Воздух медленно колыхался, словно занавес на ветру. Рядом с ним никого не было, потому что только он был отмечен Мудроматерью племени Хаконин. Потому что он стал известен храбрыми походами во главе племени Рикин. Потому что он победил племя Ятарин, напавшие на племя Хаконин несколько лет назад. И Старомать племени Хаконин велела ему прийти в гнездовую пещеру — место, закрытое для всех, кроме Быстрых Дочерей, где незваного гостя подстерегали бесчисленные ловушки.

Он шел через каменные коридоры и слабо освещенные тоннели, следуя за тонким перезвоном золотых цепочек на запястьях Быстрой Дочери, ведущей его в святая святых.

Потом она привела его сюда, к скалам, открытым небу и обдуваемым со всех сторон ветром. Теперь он ждал.

По позвоночнику побежали мурашки, его пронзила боль.

Появилась Младомать.

Стало тяжело дышать. Он чувствовал, что его словно пронзает невидимая игла и протягивает нить сквозь его тело. Кем он был раньше, кем он стал сейчас? Он потерял чувство времени. Воздух словно сгустился, стал плотным, как вода, ему показалось, что он стоит на дне волшебного озера.

На него нахлынули тысячи чувств, он прожил за мгновение тысячи жизней.

Бедный Алан. Для него каждый день — чувства и эмоции, ему никогда не подняться над ними.

Младоматъ племени Хаконин грациозно вышла из тени и спокойно посмотрела на него. Позади нее виднелись свежие гнезда, сплетенные в небольших углублениях и отделенные друг от друга тончайшими мембранами.

Больше он не был прежним. С этой ночи он принадлежал Матерям племени Хаконин, и теперь он будет служить им, а значит, и всему племени. Он стоял и смотрел вперед, чувствуя, как в груди поднимается теплая волна. Этому чувству не было названия в его языке, но на языке Алана это чувство называлось желанием.

Последние лучи заходящего солнца освещали горизонт. Он чувствовал ее дыхание на своем плече, внезапно она сжала его руку и подняла глаза. Никогда еще он не желал ее так сильно. Сейчас она была еще красивее, чем тогда, когда он впервые увидел ее: светлая кожа, чуть окрашенная румянцем, блестящие золотистые волосы, тонкая хрупкая шея. За последнее время она немного поправилась, и теперь под тканью платья выступала грудь, а юбка подчеркивала округлость бедер. Алану хотелось дотронуться до нее, сжать ее в объятиях.

Она не взглянула на него, но покраснела, как женщина, вступившая на брачное ложе. Разве это не доказательство ее любви к нему — недостойному высокой чести быть мужем внучки королев и королей?

Наконец она заговорила, и он поразился твердости, звучащей в ее голосе:

— Господь услышал мои молитвы. Я осталась девственной, как и прежде. И я не беременна.

Жоффрей облегченно вздохнул и повернулся к Иоланде:

— А я что говорил? Господь сделал его бессильным! Это знак свыше. Если бы он действительно был наследником, она бы уже давно понесла от него.

Господи. Его желания ослепили его. Таллия пристально смотрела на Алана. В конце концов он выдавил:

— Что вы хотите сказать, лорд Жоффрей?

— Я хочу сказать, — злобно произнес Жоффрей, — что ты дурачил моего кузена Лавастина. Ты мошенник! Я всегда это знал. Я уже отправил королю письмо с просьбой рассудить нас в этом деле.

— Король Генрих уже принял решение, — ответил Алан. — Он сам удовлетворил просьбу моего отца. Я не просил делать меня наследником графства, Лавастин сам так решил.

— Это ты сейчас так говоришь. Всем известно, что Лавастин был околдован. Я был верен королю все