Звезд увенчает небеса.
— Почему у меня такое ощущение, что я марионетка, а кукловод беспрестанно дергает за нити? — возмутилась Лиат.
— Если они исчезли потому, что люди изгнали их, почему они так хотят вернуться? — спросила Санглант.
— По той же причине, по которой когда-то они захотели иметь детей-полукровок. — Анна по-прежнему смотрела на Сангланта. — Чтобы вернуть то, что когда-то принадлежало им, — власть над миром.
Снова скрипнули ставни, в лесу ухнула сова, и до Сангланта донесся писк животного, попавшего ей в когти. Анна перевела взгляд на Лиат, все внимание которой было сосредоточено на ребенке.
— Надо разбудить сестру Мериам, — предложил Санглант. — Она говорила, что умеет принимать роды.
— Вот почему ты так важна для нас, Лиатано, — сказала Анна, дождавшись, когда взгляд Лиат стал более осмысленным. — Остальное не имеет значения.
На лбу у Лиат выступили капельки пота.
— Они накапливают силы и выжидают того момента, когда смогут применить магию, чтобы потом править нами, как тысячи лет назад. Они сильны и безжалостны и сделают все, чтобы вернуть себе власть, и не важно, что для этого потребуется катастрофа. — Анна повернулась, и в свете фонаря сверкнуло золотое ожерелье. Как и все королевы и императрицы, она обладала аурой властности — способности подчинять других своей воле. — И только ты, дитя мое, можешь остановить их.
БЛАГОСЛОВЕНИЕ
После двух бесконечных дней и двух мучительных ночей, которые он провел рядом с рожающей женой, Санглант понял, насколько ему не нравится Анна. Схватки то начинались, то снова отступали, но ребенок не спешил появиться на свет.
Хериберт развел огонь и подогрел сидр для сестры Мериам и Сангланта и вино для Лиат. Мериам почти не отходила от роженицы. Если она ненадолго отлучалась, ее сменяла сестра Вения.
— С матерью Хериберта было то же самое, — сказала однажды она.
Зоя и Северус редко заходили в комнату, но сестра Анна, которая обычно считала необходимым присутствовать при всех важных событиях, не появилась ни разу: то ли была занята, то ли просто не хотела видеть страдания дочери.
— Правда? — спросил Санглант, но сестра Вения только кивнула — она в очередной раз осматривала Лиат и не хотела отвлекаться на посторонние разговоры. Одной рукой она сжимала ладонь роженицы, а другой — ощупывала ее живот.
— У моей невестки роды прошли не легче, — сообщила она наконец. — Я и их принимала. Боюсь, ребенок лежит неправильно.
— Сколько это может продолжаться? — спросил он тихо, чтобы не слышала Лиат, но та слишком измучилась, чтобы вслушиваться в разговоры окружающих.
Сестра Мериам только пожала плечами.
Опустились сумерки, и на небе показались звезды. Уже несколько дней их не было видно, Лиат говорила, что их скрывает солнце. Но теперь они сияли в созвездии Сестер, покровительниц женщин.
Вдруг Санглант почувствовал, как что-то изменилось — наверное, сказывалось влияние Соморхаса или то, что Мериам напоила Лиат настоем полыни. Санглант помог жене устроиться поудобнее, сама она слишком ослабела и не могла даже повернуться.
— Ну же, любовь моя, тужься, — сказал он.
Сначала появились ножки, потом спинка и, наконец, голова ребенка. Он подумал, что сейчас упадет в обморок. Мериам бесцеремонно сунула ребенка ему в руки.
— На, вымой ее, — приказала она, садясь массировать живот роженицы, чтобы вышло детское место и сгустки крови.
Напевая, старая женщина положила на живот Лиат компресс, который должен был остановить кровотечение.
— Осторожнее с ребенком! — строго сказала она Сангланту, который с ужасом уставился на жену.
Но взглянув в глаза ребенка, он забыл обо всем — на него смотрели два изумруда. Он вышел и окунул дочь в купель, наполненную холодной ключевой водой. Она громко закричала.
— Сильный голос, — произнес Хериберт, который переминался с ноги на ногу за спиной Сангланта, пытаясь получше разглядеть малышку. — Громко кричит.
— Она — благословение Божье, — благоговейно прошептал Санглант, целуя ребенка.
— Как ты ее назовешь? Ты отец и имеешь полное право выбрать имя.
Малышка сжала отцовский палец своими крохотными пальчиками.
— Так и назову, — ответил Санглант. — Благословение. Блессинг.
Лиат была слишком слаба, чтобы ухаживать за ребенком. Мериам бесконечно поила ее настоем крапивы и петрушки, фенхеля и вербены, но без толку — молока у Лиат не было. Она все время спала, и порой ее не удавалось разбудить даже для того, чтобы накормить и напоить подогретым вином. Иногда ее лихорадило, после чего она резко бледнела и ее дыхание становилось еле заметным.
Мечась в жару, она бредила, бормоча что-то о небесах, о смертных и бессмертных созданиях, лучах света, которые возвращаются к своему началу, и тому подобное.
Иногда во время таких приступов в комнате загорались свечи и пылали ярко, как факелы. В такие минуты слуги разлетались в разные стороны, только Джерна, осмелевшая за последние дни, оставалась рядом с ребенком, поглаживая малышку и лаская ее. Даже по ночам, когда Санглант ложился хоть немного поспать, она парила возле колыбельки, охраняя малютку.
В те минуты, когда она чувствовала себя сносно, Лиат пыталась заняться младенцем, но молока не было, и плач девочки доводил ее до исступления. Измученная, Лиат снова проваливалась в глубокий сон, и ее руки становились ледяными.
А ребенок кричал и кричал. Санглант укачивал ее, брал с собой в постель, укладывал в колыбельку, сделанную Херибертом. И все время его сопровождали слуги, которые пытались дотронуться до Блессинг. Они испытывали такое любопытство, что даже забыли о работе, что приводило брата Северуса в ярость: каждый раз его хлеб оказывался подгоревшим, еда — холодной, а кровать — неприбранной.
Мериам предложила Сангланту напоить девочку козьим молоком, и они испробовали все, чтобы заставить малышку поесть. Они грели молоко и капали его ей в рот, мочили в нем ткань и пытались заставить Блессинг сосать, даже подносили ребенка к вымени, но девочка отвергла все предложения и расплакалась.
— Что ж, — сказала Анна на четвертый день, холодно глядя на младенца, — она умрет. Это только доказывает, что ей вовсе не стоило появляться на свет.
Санглант почувствовал, как кто-то коснулся его ноги, это была эйкийская собака, она огрызнулась при виде черной гончей, которая теперь стала неизменной спутницей Анны.
— Сидеть, — приказала Анна собаке.
Она еще не дала гончей имя, и непонятно было, собирается ли она назвать ее хоть как-то. Женщина улыбнулась Сангланту, ему показалось, что она над ним насмехается, ждет, что он разозлится.
Он положил ладонь на голову собаки и посмотрел на Анну.
— Неужели в вас нет ни капли сострадания? Она ваша внучка.
— Такова воля Господа.
— Если вы не испытываете никаких чувств, то подумайте о золотом ожерелье на вашей шее. Вам не кажется, что королевский род должен иметь продолжение?
Эти слова, казалось, ее заинтересовали.
— Что ты имеешь в виду?
— С той минуты, как мы встретились, я гадал, к какому роду вы принадлежите. Если мои догадки верны, то понятно, почему вам безразлична жизнь этого ребенка. Возможно, вы вовсе не внучка императора Тейлефера.
— С чего ты взял?
Он заметил ее удивление и продолжил:
— Кем же вы можете быть? Вы не из варрийцев — их род прервался на моей тете Сабеле, которая