не собирался наброситься на нее. И наконец, у него на поясе не болталась сморщенная голова, как у остальных воинов. Ужасно выглядели носы и уши, но она могла просто представить, что это сушеные абрикосы, отбеленные и вылепленные в определенные формы. Если и казался он слегка сумасшедшим, то так, будто вдохнул слишком много дыма и слишком часто обращался к богам.
— Спасибо, — поблагодарила она его, когда закончила. Ханна собралась вновь одеть штаны, но он жестами показал, что лучше их повесить, чтобы они высохли. Он окинул взглядом разбросанные вещи князя и достал великолепную шелковую одежду. Ханна покачала головой, чувствуя, что кто-то подглядывал через занавесь. — Нет, благодарю вас. Если вы не против, я останусь в своей одежде. Я не хочу, чтобы его высочество князь Булкезу даже на минуту поверил, что я признаю его власть и принимаю что-то от него, я не могу быть ему чем-нибудь обязанной.
Шаман блаженно улыбался, кивая головой в такт ее словам. Очевидно, он не мог понять ни слова из того, что она сказала. Ханна поднялась, подошла к занавеси и отдернула ее в сторону, увидев Булкезу, без дела бродившего в дальней стороне палатки. Он снял свои доспехи и теперь был в шелковых одеждах пурпурного цвета, оттеняющего цвет его глаз. Волосы, зачесанные назад, ниспадающим каскадом рассыпались по одежде во всем своем великолепии. На лице у него была все та же вызывающая улыбка. Неужели он смотрел, будет ли она раздеваться?
«Если он засмеется, — подумала Ханна, — я задушу его».
Едва заметным жестом князь указал на полукруг из мягких фетровых подушек в центре палатки. Там уже сидели принц Эккехард и его товарищи, стараясь выглядеть безмятежно и расслабленно, будто каждый день обедают у своего врага, человека, которого Боян ненавидел больше всех на свете. Даже лорд Велф, оправившись от ран, нанесенных эльфами, присоединился к ним, но был очень бледен.
— Его светлость просит вас почтить его своим присутствием, Благочестивая, — обратился переводчик к Ханне, проявив определенно больше уважения, чем до этого. — Теперь, когда Проклятые разбиты, пришло время отпраздновать победу и вашу удачную встречу.
— Интересно, для кого она удачна, — пробормотал лорд Бенедикт.
— Призрачные эльфы, скорее всего, настигли бы нас и убили, если бы мы не столкнулись с князем Булкезу, — раздраженно ответил Эккехард своему товарищу. Он обернулся к переводчику. — «Орлица» будет сидеть с нами, словно она благородного происхождения?
— На вашем месте, мой дорогой принц, — нагло ответил переводчик, — я бы и рта не раскрывал по поводу нее.
— Князь Булкезу собирается сделать ее своей любовницей? Я видел и более симпатичных, но согласен, волосы у нее шикарные.
— Вы невежественный юнец! Разве вы не знаете, кто она?
— Она чертова «орлица», заслужившая уважение моего отца. Я узнал кольцо на ее руке, знак покровительства моего отца. Не могу поверить, что ваш жестокий господин до сих пор не отрубил ей пальцы вместе с изумрудом.
— Или что все еще не отрубил вам голову за вашу наглость, — добавил лорд Фритурик.
Князь Булкезу сопроводил Ханну и, словно услужливый придворный, указал на винно-розовую подушку, на которой были изображены столкнувшиеся в борьбе орлы. Когда она села, скрестив ноги, чувствуя себя неуютно рядом с вендийскими лордами, словно была им равной, Булкезу опустился на свободную подушку, между Ханной и Эккехардом. Он хлопнул в ладоши, и один из его солдат тут же появился рядом с ними с прекрасными деревянными подносами в руках, искусно вырезанными в виде виноградных лоз. Кубки были простые, керамические, но теплые на ощупь, и Ханна чуть не рассмеялась вслух, вдохнув аромат: горячее пряное вино.
Острая боль пронзила ее сердце. Что же случилось с Готфридом и остальными? Спаслись ли они или лежат мертвые на снегу?
Но Готфрид, конечно же, не стал бы завидовать ее мимолетным удовольствиям, после всего что они вместе пережили. Готфрид, возможно, первый сказал бы, что стоит наслаждаться тем, что имеешь, пока это у тебя есть, ведь неизвестно, как скоро все это могут у тебя отнять.
Как говорил Боян, ни одна война не будет проиграна, если бочки будут полны вина, чтобы утолить жажду.
Булкезу молчаливо изучал ее, пока они потягивали вино, утоляя голод твердыми пирожками с кориандром. Сейчас шла ожесточенная война на несколько фронтов, и Ханна не предполагала, что все это может быстро закончиться. В конце концов, несмотря на его панический страх перед кераитами, она все еще была его пленницей.
Вошел солдат, сжимая в руках необычную двуструнную лютню. Он расположился в противоположной от них стороне и начал петь скрипучим, гнусавым голосом. Наконец он закончил, и им позволили идти спать. Несмотря на то что ей великодушно разрешили воспользоваться мехами Булкезу, она устроилась у противоположной стены палатки, рядом со входом, и тщательно завернулась в свой плащ. Ханна настолько устала за целый день, что мгновенно уснула.
Она проснулась от раскатистого храпа. Не поднимая головы и стараясь ничем себя не выдать, девушка оценила окружающую обстановку. Принц Эккехард и его товарищи спали неподалеку, растянувшись на полу в неудобных позах. Рядом с каждым из лордов лежали воины-куманы, так что если бы пленники попытались вылезти из палатки, они бы тут же проснулись. А вот рядом с Ханной никого не было.
Или все-таки ее охраняли?
Только один человек не спал. В центре шатра, освещенный бледным светом единственного светильника, свисающего сверху, князь Булкезу все так же сидел на своей вышитой золотом подушке. Он удобно устроился: скрестив ноги, опираясь одной рукой о колено, другой рукой перебирая пальцами, князь поигрывал искусно сделанной керамической трубкой, из которой поднималось облачко дыма. Он глубоко затянулся и мягко выдохнул. Дымовая завеса укутала его, как вдруг он посмотрел на девушку. Знал ли он, что она не спит?
Дым со странным запахом наполнил легкие, и ее сознание, подхваченное туманными потоками, воспарило вверх через дымовую завесу, зависнув над лагерем. Там, под ней, раскинулся шатер князя, мерцая призрачным золотым кольцом защиты, а вот остальные палатки, поставленные вокруг него, — кажется, будто над каждой из них произведен какой-то магический обряд. Невдалеке стоят лошади, беспокойно переступая от холода, рядом с ними люди, что их охраняют. С одной стороны — раньше она этого не замечала, — Ханна увидела небольшое отгороженное место, а за забором развевался цветастый плащ шамана. Он готовил мясо в котелке, заполненном углями, и вдруг резко поднял голову вверх, будто почувствовав ее присутствие. Но она уже пронеслась дальше, оставив его позади, к часовым на их скрытые посты, заметила блестящие нити, натянутые повыше и у самой земли; пара ястребов устроились на ветке, ожидая рассвета.
То, что она увидела за небольшим лагерем Булкезу, поразило ее в самое сердце. Поднимаясь в своем сознании все выше, подхваченная эфирным легким ветерком, она увидела, что лагерь князя Булкезу был одним из несметного количества таких же — сколько их было, она даже не смогла сосчитать в темноте. Палатки куманов были разбросаны по лесу, словно бесчисленная галька.
Это не маленький отряд налетчиков. Это вся армия куманов.
Булкезу захватил большие территории вокруг Хайдельберга. Он оставил Бояна и его потрепанную беспомощную армию прятаться и скрываться на востоке, а сам обратил свои взоры на запад, желая захватить самое сердце Вендара.
Куманы были не единственными, кто терпеливо ждал в холоде зимних ночей. Ужасные создания незаметно подбирались к Земле, настойчивые и целеустремленные. За невидимыми натянутыми нитями, и другими защитными преградами мелькали призрачные эльфы, выжидающие, собравшиеся в группы, их нестерпимая ярость и гнев, словно струны лютни, натянутые до предела, рассекали ночное небо. Неужели она никогда раньше с ними не встречалась? Почему они преследуют ее, ведь она никогда не видела этих созданий? Чем она могла разгневать их или обратить на себя внимание? Знают ли они, подобно отвратительным галла, ее имя?
Дыхание ледяного воздуха коснулось ее губ, словно поцелуй, и она стремительно вернулась в свое тело, сердце было наполнено страхом. Но Ханна не двигалась, и никто не касался ее. Ночной ветер распахнул одну из створок двери. Через этот небольшой проем она увидела далекое открытое пространство