коридорчиков, пока двигались вперед по тоннелю, что Алан понял — он никогда не сможет найти дорогу назад без проводника.
Время от времени до него доносились звуки бушующего на поверхности шторма. Он вновь ощутил привкус песка на губах. Но шум постепенно стихал, а проход завершился небольшим круглым проемом, высеченным в скале. Алан переступил через груду камней, наваленных поперек коридора, и в то же самое время вынужден был наклониться, чтобы не удариться головой о низкий потолок; он тут же погрузился в мир красного цвета, все стены вокруг были окрашены охрой.
Хани пригнулся, поклонился, и прошептал молитву. Сладковатый аромат висел в воздухе. Они вошли в переднюю комнату, высеченную в скале, здесь были лестницы, прочные двери и сводчатые потолки — все окрашено в красновато-оранжевый цвет, как будто они оказались в утробе, древнем доме старейших матерей человечества.
Там было множество людей, они сидели или стояли на коленях в полной тишине, головы их были закрыты легкими покрывалами и платками. Алан не увидел здесь детей. Невдалеке Лаоина стояла на коленях со склоненной головой рядом с другим дверным проемом, он был вырезан из камня, но по периметру отделан деревом.
Она прикрывала глаза рукой, как будто пытаясь заслониться от яркого света. Когда Алан остановился рядом с ней, она посмотрела на него и облегченно вздохнула.
— Мы не потеряли тебя! Подожди со мной.
Алан все еще нигде не видел Адику. Не обращая внимания на протестующие знаки Хани, он шагнул во второй дверной проем.
В свете факелов он увидел трех людей, двое из них были скрыты от взгляда покрывалами, а третья была Адика. Он чуть не задохнулся от насыщенного запаха фимиама. Горе и Ярость сидели по обе стороны от двери, дожидаясь его.
В полной тишине, со склоненной головой Адика ждала, пока один из скрытых покрывалом людей что-то бормотал над скрученным свертком, который он держал в руке. Свободная рука поднималась и опускалась в такт его монотонному бормотанию. На этой руке не хватало двух пальцев.
У его ног стоял широкий красно-белый горшок, украшенный спиралями, на которых, как на веточках дикой розы, виднелись шипы. Он наклонился и положил сверток в горшочек, и в этот момент ткань, прикрывающая сверток, откинулась в сторону так, что Алан увидел под ним лицо младенца, серое, отмеченное печатью смерти. Двупалый накрыл горшочек крышкой.
Второй человек шагнул вперед и поставил этот горшок в ряд с другими двенадцатью горшками, аккуратно выставленными на полке в нише, высеченной в скале. Они оба поднялись и вышли на середину комнаты, продолжая петь свои молитвы.
Адика увидела Алана, Выражение ее лица было мягкое и печальное, но улыбка облегчения осветила ее, когда она осторожно приложила палец к губам. Несмотря на то что иногда она казалась странной, он хорошо научился понимать язык телодвижений: она хотела, чтобы он остался стоять там, где был сейчас, чтобы не прерывать уже начавшуюся церемонию. Кивнув в знак согласия, он отступил назад к дверному проему и встал между Горем и Яростью.
Распевные молитвы закончились. Тишина повисла в комнате, всемогущая и плотная, подобно запаху фимиама. Но тишина не была абсолютной. До его слуха доносились отзвуки свистящего ветра, то появляющиеся, то исчезающие вновь. На мгновение ему показалось, что он слышит детский плач, но рыдания смешались с завываниями ветра, превратившись в неясный звук, низкий и долгий.
Помощница Двупалого откинула с головы покрывало, открыв молодое, с жесткими чертами, лицо. Нахмурив брови, она потрясла нитью камней, косточек и гладких деревянных бусинок, нарушая нависшую над ними тишину. Алан услышал, как люди, собравшиеся в передней комнате, поднялись и покинули ее.
Проход в эту комнату был занавешен мерцающей тканью; в нее были вплетены полосы из нитей, переливающихся металлическим блеском, на темно-синем фоне были вышиты золотые крылья, украшенные бусинками и ракушками. Двупалый откинул покрывало с головы. У него было серьезное лицо, обветренное солнцем и песком, с гладко выбритым подбородком. Трудно было точно сказать, сколько ему лет, если бы не морщинки в уголках его глаз. Он обратился с обычным приветствием, протянув вперед и раскрыв руку с тремя пальцами. Отчетливо был виден шрам: хорошо залеченная, но рваная рана — казалось, будто какой- то зверь откусил ему пальцы.
— Зачем ты пришла, дочь моя? Какие события заставили тебя прибыть в наши земли?
Адика рассказала ему историю их поспешного путешествия. Двупалый внимательно ее слушал, а Хани и Лаоина, скрытые от глаз занавесью, переводили разговор. Время от времени Двупалый прерывал ее, чтобы кое-что уточнить. Этому способствовало несовершенное знание чужого языка и неточный перевод.
— Действительно, — сказал Двупалый, когда Адика закончила говорить, — мы боялись самого худшего. Теперь необходимо поставить охрану у каждого каменного круга, потому что Проклятые могут появиться где угодно.
— Знают ли они тайну сотканных врат? — спросил Алан. — Или эти частые нападения с их стороны всего лишь прикрытие, чтобы заставить вас поверить, что они знают больше, чем есть на самом деле?
Двупалый усмехнулся. Когда он улыбался, его лицо заметно менялось; у него была ямочка на щеке.
— Кто сейчас говорит: супруг Адики или сын моего кузена, Хани? Быть может, они посылают небольшие отряды, которые совершают набеги в течение нескольких полнолуний, а иногда и сезонов. Так они делали раньше, доставляя неприятности человечеству. Нам может просто казаться, что они проходят через сотканные врата, а на самом деле они пользуются какой-то другой магией, которую мы не знаем. Но разве это имеет значение теперь, когда они убили Хорну и разорвали великое плетение?
— Не говорите так, — серьезно ответила Адика. — Мы прошли долгий путь вместе. Мы не можем позволить им сейчас нанести нам поражение.
— Мы должны быть полностью уверены, — задумчиво согласился Двупалый.
— Но как мне и моим помощникам найти людей Хорны и не попасть в ловушку?
Как только Хани закончил переводить, Двупалый задумался. Алан пристально смотрел на нишу, где на полке стояли стройные ряды горшочков с жертвоприношениями. Неужели в каждом из них был мертвый младенец? А может, удушливым ароматом курящегося фимиама пытались заглушить отвратительный запах гниения? Красная краска, подобно разлившейся крови, покрывала внутренние каменные стены ниши. Нарисованные фигуры женщин с толстыми ногами и объемными животами беременных, чем-то напоминающие Толстушку, танцевали по стенам ниши, празднуя смерть младенцев или защищая их. Трудно было сказать точнее.
— Песчаная буря может продлиться несколько дней. Некоторые люди моего племени искренне верят, что Проклятые испытывают нас сильными штормами, пытаясь сломить наш боевой дух.
— А как вы думаете, Двупалый? Проклятые знают много тайн и секретов. Может ли быть, что они умеют управлять погодой и создавать ее?
Он поднял свою искалеченную руку вверх, будто признавая свое поражение.
— Мне известно слишком мало. С каждым годом песчаные штормы усиливаются, это так. Но я не знаю точно, могут ли Проклятые пользоваться такой сильной магией, чтобы вызывать штормы в землях, которые находятся очень далеко от их дома.
— У них есть корабли.
— Да, это так. Но какую пользу принесет им шторм, когда они в море, если только они не научились подчинять каждое дуновение ветра своим желаниям? — И вновь он сделал этот жест побежденного, взглянув на свою молодую помощницу. Женщина нахмурилась, встретив его взгляд. Казалось, ничто не могло нарушить ее сосредоточенность. — Но теперь это не имеет значения, поскольку все должно решиться очень скоро. Месяц Адиру подходит к концу. Сейчас солнце все еще находится…
— Прошло столько времени? — резко спросила Адика. — Когда мы покидали наше племя, весна только вступала в свои права!
Неужели наступило лето? Адика говорила ему, что время течет иначе, когда проходишь через сотканные врата, но как такое могло случиться, если минуло всего лишь два дня?
