Он убедительно говорил, и она улыбнулась, благодарная за комплимент, что не часто можно было услышать в этом полном отчаяния путешествии. — Но это не прихоть, мой друг. — Он переменился, тут же став серьезным.
Мягко падал снег, окутывая землю белоснежным покрывалом. Уже было слишком темно, чтобы различить что-то вдали.
— Ты видела когда-нибудь розу? — наконец спросил он.
— Да, один или два раза в жизни. Я была в королевском розарии в Отуне.
— Хорошо.
Он снова стоял в нерешительности. Ханна внимательно смотрела на него. Он не был ни красив, ни безобразен, что-то среднее, широкоплеч и с мощными руками солдата. Возможно, ему было столько же лет, сколько королю, но выглядел он сильно потрепанным тяжелой жизнью пехотинца; если он ошибался в каких-то словах, то только потому, что обучался он у солдат, а не у монахов.
— Подумай о розе, внезапно распустившейся в твоем сердце. — Готфрид махнул в сторону безмолвного леса, ледяного белого моря снега. — Подумай о розе, распустившейся здесь, на снегу, ведь ты никогда не думала, что можешь увидеть ее здесь. Разве это было бы не чудо? Разве ты не подумала бы, что столкнулась с явлением правды Господа?
— Думаю, да.
Он говорил так тихо, что она едва слышала его.
— Среди нас есть святой, но мы не должны говорить об этом, поскольку Господь еще не дал знать своему посланцу, кто он есть на самом деле. Но в моем сердце распустилась роза, «орлица». Я не сумею объяснить, как я понял, что это истина, услышав проповеди о Жертвенности и Спасении. Роза распустилась, и я лучше умру, чем вернусь к тому, чем был прежде. Лучше умру.
Ни дуновение ветерка не нарушило мертвой тишины.
— Что касается нашей ситуации, друг, мне кажется, слова подобраны неверно, — наконец ответила Ханна.
— Удача больше не сопутствует нам, не так ли? Господь проверяет нашу силу.
— Это так. — Она продрогла от холода и начала потирать руки, пытаясь согреться. — Но лорд Дитрих был поражен и умер, защищая еретическое учение.
— Думаю, епископ отравила его. — Готфрид так спокойно произнес эти слова, что Ханне показалось, будто небо должно упасть на них, но этого не произошло. Все, что она слышала, были отдаленные звуки, доносившиеся от их группы из укрытого центра. Приглушенные разговоры и запах дыма от костра достиг ее носа, слышалось беспокойное переступание утомленных лошадей. Дважды раздался резкий кашель лорда Лотара.
— Смелое заявление, — наконец произнесла она.
— Ты тоже так думаешь, — мрачно ответил он, — иначе встала бы на ее защиту. Я полагаю, она отравила его, потому что видела — он не свернет со своего пути, не отступит. Он был самым сильным из нас в своей вере. Она надеялась испугать остальных и заставить их отречься от нашего учения. — Он наклонился к ней, так что ее волосы колыхались от его дыхания. — Не думай, что среди собравшихся было мало людей, искренне веривших в это. Правда хранится в их сердцах.
— Но у них не хватило мужества выйти вперед.
— Что ж, — великодушно ответил он, — не каждый готов умереть, если дело оборачивается так. Кто-то должен остаться в живых и распространять правду среди людей, не так ли?
Ханна усмехнулась, представив, как, должно быть, забавно смотрятся со стороны их споры о ереси, когда им необходимо просто выжить в этой ледяной долине.
— Мне нравится жизнь, и сейчас я бы не отказалась от доброго кубка горячего пряного вина.
— Да, мы все тоже были бы не против.
Но, вернувшись в лагерь, Ханна не нашла ничего, кроме нескольких кусков несвежего хлеба. Она завернулась в свой плащ и заснула, пока один из солдат не разбудил девушку, поскольку была ее очередь стоять на часах. Укрытые от ветра навесом из склонившихся деревьев, все спали, прижавшись друг к другу, так что было если не тепло, то вполне терпимо. Когда же Ханна покинула свое место, пробираясь через плотно нависающие ветви к месту поста, она почувствовала, как сильный мороз быстро высасывает из нее последние капли тепла, так что на мгновение ей показалось, будто у нее остановится сердце. Добравшись до края плотно стоящих деревьев, она тут же почти по пояс провалилась в мягкий, недавно выпавший снег. Холодная масса, попавшая под штаны, медленно стекала по ногам, обмораживая лодыжки и пальцы. Ханна тут же отступила назад в укрытие, образованное вековыми елями, и попыталась разобраться в том, что только что произошло.
Она слышала это, она чувствовала это, даже больше, чем видела, поскольку все еще было очень темно. Она ощутила присутствие чего-то неумолимого, неожиданного, что наполняет собой воздух, когда идет сильный снегопад, свинцовые тучи нависают над землей и каждый знает, что близится снежная буря. Хлопья снега падали ей на нос, оседали на щеках, ресницах и медленно таяли.
О Боже, если куманы не убьют их, они замерзнут до смерти, поверженные приближающимся бураном.
Шапка снега, слетевшая с ближней ветки, тяжело упала на землю рядом с ней. Ханна неслышно двинулась вперед, словно кролик, заметивший тень пролетевшей совы. Здесь кто-то был.
За снежной завесой едва уловимые фигуры, словно привидения, скрылись между деревьев.
Куманы.
Нет, не куманы. Только начало светать, но в неясном свете Ханна смогла различить их: стройные и бледные, эти создания скорее передвигались сами, чем верхом. Темные капюшоны скрывали их лица, и там, где ноги их касались снежного покрова, они не утопали в рыхлом снегу и не оставляли никаких следов. Это были тени.
Призраки.
Один из них откинул с головы капюшон. Она ясно увидела его лицо: лицо Аои, с острыми скулами и четкими чертами, характерными для предков принца Сангланта. Голову его украшали перья, а лук, который он держал в руках, едва заметно мерцал, будто был сделан не из дерева, а выточен из кости. Глаза его были холодны и бездонны, словно могила, он остановился, втягивая носом воздух, наполненный запахами находящейся поблизости добычи.
Это было гораздо страшнее куманов.
Ханна резко засвистела. Громкий звук выдал ее местонахождение. Прежде чем она успела сделать шаг, укрыться в спасительной сени еловых ветвей, в рукав ей вонзилась стрела. Тонкая, словно игла, с другого конца она никак не была украшена. Она торчала из одежды, зацепившись за ткань на локте, как вдруг превратилась в дым и тут же исчезла.
Инстинктивно Ханна отпрянула вправо. Вторая стрела упала как раз на то место, где она только что стояла. Третья ударилась о плотные еловые ветви у нее над головой, отскочила и растворилась, опустившись на землю.
Сигнал тревоги, словно гром, раздался в предрассветной тишине. Из-за деревьев послышались громкие крики.
Ханна отступила назад, скрывшись за могучими елями. Ветви царапали ей лицо, тянули плащ и сдернули с головы теплый капюшон. Ее волосы зацепились за старую ветку и запутались. Пока она, пытаясь освободиться, вертела головой из стороны в сторону, просвистело огромное количество стрел, они с шипением растворились в воздухе, одна попала ей в пятку, но тонкая, словно игла, стрела не смогла пробить толстую подошву обуви. По крайней мере, Ханна надеялась на это. Спотыкаясь, она продолжала идти вперед, и не было времени проверить, все ли в порядке.
«Орлица» вырвалась из цепких объятий еловых ветвей и оказалась на открытом пространстве под высоченными деревьями. Было темно, словно в преисподней, если бы не след от едва тлевшего костра, который кто-то засыпал иголками, желая погасить его. Она вдохнула полной грудью, чтобы криком предупредить солдат, но глотнула так много едкого дыма, что закашлялась и едва смогла отдышаться. Глаза застилали слезы, но она добралась до ближайшей к ней лошади, схватила ее за поводья и взглянула на Готфрида. Старый «лев» с двумя солдатами наспех пытались соорудить стену из щитов, чтобы защитить принца Эккехарда.
