перебежишь дорогу. — Обе фразы Рип произносит отрывисто, точно давясь от смеха.
Отнимаю телефон от уха и смотрю на трубку, пережидая приступ охватившего меня бешенства. Что тут можно сказать?
— Обычное дело, когда связываешься с непроверенными людьми, — продолжает Рип стелющимся шепотом.
— Под «непроверенными» ты кого имеешь в виду?
Рип отвечает не сразу и впервые за тридцать лет нашего знакомства слегка раздраженно:
— Тебе поименно перечислить?
— Ладно, Рип, я перезвоню.
— Не знаю, — выдерживаю паузу. — Вот закончу свои дела и…
— Ага, — сипит, — тебя, конечно, могут и «свои» дела задержать… — Рип закидывает фразу, как удочку, и тянет, только убедившись, что я клюнул. — Но думаю, не прогадаешь, если найдешь часик меня послушать.
— Подожди, загляну в ежедневник.
— Ежедневник? — спрашивает. — Офигеть.
— Почему офигеть? — парирую. — Я очень занят.
— Ты ж сценарист. Чем, интересно, ты «занят»? — Голос был поначалу с ленцой, но теперь натянулся. — Небось дрючишь кого-нибудь?
— Я… с утра до вечера на кастинге.
— Вот как, — говорит после паузы. Это не вопрос.
— Короче, созвонимся.
Но Рип подхватывает.
— Ну и как кастинг? — спрашивает.
— Идет, — нервно сглатываю. — Много желающих… отнимает массу времени.
— Ага, ты очень занят. Это я уже слышал.
Смени тему, уведи от себя, подкинь сплетню, добейся сочувствия — быстрее отвяжется. Делаю финт ушами:
— Вот-вот, перезвони. Причем чем скорее, тем лучше.
— Скажи хотя бы, о чем речь?
— Не могу. Это… интимная информация, — говорит. — Ага. Сугубо интимная.
Ближе к концу недели брожу по пятому этажу «Барнис» [59] на бульваре Уилигир, обкурен, ежеминутно проверяю айфон в ожидании мейла от Рейн (так и не приходит), изучаю ценники на рукавах блестящих рубашек, всякие пижонские прибамбасы, ни на чем не в состоянии сосредоточиться, в голове одно: «Куда она делась?», и в мужском отделе не могу даже поддержать примитивнейший разговор с продавцом о костюме «Прада»; в итоге прибиваюсь к барной стойке ресторана «Барнис Гринграс», где заказываю коктейль «Кровавая Мэри», и потягиваю его, не снимая темных очков. Рип обедает с Гриффином Дайером и Эриком Томасом. Томас — депутат городского совета, хотя больше похож на пляжного спасателя; Рип на него жаловался, но беседует вполне дружелюбно. На Рипе хипстерская майка с черепом, для которой он явно староват, и японские мешковатые брюки; пожимая мне руку, он кивает на «Кровавую Мэри» и шипит: «Очень занят, а?»
За ним открытая терраса, где гуляет обжигающий ветер. Широко распахнутые глаза Рипа налиты кровью, и еще поражают невероятно мускулистые руки.
— Ага.
— Сценарий сочиняешь? «Парни-с из „Барнис“»?
— Ага, — усаживаюсь на табурет, стискивая ледяной бокал ладонью.
— Зарос совсем.
Провожу рукой по щеке, удивляясь густоте щетины, пытаясь вспомнить, когда последний раз брился. Это нетрудно: в день ее ухода.
— Ага.
Оранжевый блин над белым черепом майки слегка подрумянивается, а затем, наплывая на меня, шипит:
— Да, старик, ты гораздо сильнее влип, чем я думал.
Незнакомый мне тренер в «Эквиноксе» издали наблюдает, как я занимаюсь со своим тренером, и, когда перехватываю его взгляд, подходит и представляется, предлагая выпить кофейку в кафе «Примо» рядом со спортзалом. На Кейде черная футболка (слово «ТРЕНЕР» выведено на ней маленькими печатными буквами); у него пухлые губы, белозубая улыбка, миндалевидные голубые глаза и тщательно ухоженная щетина; запаха практически нет (если чем и пахнет, то антисептиком), а голос — и дружелюбный, и неприветливый одновременно; он отпивает красноватую жидкость из пластмассовой бутылки и сидит, откровенно красуясь, явно стараясь привлечь мое внимание, но за уличным столиком в тени зонта, украшенного рождественскими гирляндами, я смотрю на поток машин на бульваре Сансет, думаю про идеальное тело паренька в футболке с надписью «АУ МЕНЯ МЕЧТА ОСТАЕТСЯ» [60] (он занимался на тренажере напротив) и вдруг понимаю, что все это может быть не случайно.
— Я прочел «Слушателей», — говорит Кейд, отрывая взгляд от мобильника. Последнее CMC его чем-то слегка расстроило.
— Вот как? — отпиваю кофе, натянуто улыбаясь, все еще гадая, зачем ему я.
— Ага, мой приятель пробовался на роль Тима.
— Круто, — говорю. — Ну а ты сам?
— Я бы хотел, — говорит Кейд. — Попасть трудно. Вы не поможете?
— А-а, — говорю, радуясь наступившей ясности. — Не вопрос. Конечно.
Вкрадчиво и с отрепетированной застенчивостью он говорит:
— Может, как-нибудь встретимся?
— Встретимся? Зачем? — Я опять сбит с толку.
— Не знаю… Просто, — говорит. — На концерт сходим, музыку послушаем…
— А-а, ну, можем.
Мимо проносится стайка девушек с ковриками для йоги под мышками, от них веет запахом пачулей и розмарина (у одной — татуировка в виде бабочки на плече), и я уже почти пять дней не разговаривал с Рейн и настолько из-за этого взвинчен, что живу в преддверии катастрофы, смотрю на бульвар и жду, когда машины начнут врезаться одна в другую, а Кейд продолжает ежеминутно принимать позы, будто вокруг него толпа папарацци, и перед входом в магазин «НМ» на другой стороне бульвара несколько человек раскатывают красную ковровую дорожку.
— Почему ты ко мне обратился? — спрашиваю Кейда.
— Подсказали, — говорит.
— Но почему ко мне? Нет, что ли, других людей?
— Ну-у… — Кейд пытается угадать цель моего вопроса. — Я слышал, вы помогаете.
— Слышал? — уточняю. — От кого?
В интонации — вызов: что, мол, слабо сказать? Принимая его, Кейд решает быть со мной более откровенным, чем собирался.
— От одного вашего знакомого.
— А точнее?
— Его зовут Джулиан. Джулиан Уэллс. Знаете такого?
Натягиваюсь как тетива, хотя вроде бы никакой угрозы. Но с этой минуты Кейд для меня уже не просто парень, а человек Джулиана.
— Знаю, — говорю. — А ты-то как с ним знаком?
— Я у него работал недолго.
— Кем?
Пожимает плечами.
