Ниже нуля

– Ты тоже, – говорю я, надеясь, что она больше ничего не скажет.

Она ничего не говорит, пока не допивает третий бокал вина и наливает четвертый.

– Как вечер?

– Ничего.

– Сколько человек там было?

– Сорок. Пятьдесят. – Я пожимаю плечами. Она делает глоток вина.

– Когда ты ушел?

– Я не помню.

– В час? В два?

– Наверное, в час.

– У-у-у.

Она вновь замолкает, делает еще глоток.

– Было не очень хорошо, – говорю я, глядя на нее.

– Почему? – спрашивает она с любопытством.

– Так уж, – отвечаю я и снова смотрю на свои руки.

* * *

Я вместе с Трентом в желтом трамвайном вагончике, стоящем на Сансете. Трент курит и пьет пепси, я смотрю в окно на огни проезжающих машин. Мы ждем Джулиана, который должен принести Тренту грамм. Джулиан опаздывает на пятнадцать минут, Трент нервничает и теряет терпение, когда же я советую ему иметь дело не с Джулианом, а с Рипом, как я, он только пожимает плечами. Наконец мы уходим, и он говорит, что мы, может быть, найдем Джулиана в Уэствудском пассаже. В Уэствуде Джулиана мы не находим, Трент предлагает пойти в «Фэтбургер» и что-нибудь там съесть. Он говорит, что голоден, давно ничего не ел, упоминает какой-то пост. Мы заказываем и уносим еду в одну из кабинок. Но у меня нет аппетита, а Трент замечает, что на моем фэтбургере нет чили.

– Это что такое? Нельзя есть фэтбургер без чили.

Я вылупляю на него глаза и закуриваю сигарету.

– Господи, ты съехал. Слишком долго был в ебаном Нью-Гэмпшире, – бормочет он. – Без чили, блядь.

Я ничего не говорю и замечаю, что стены выкрашены очень ярким, почти ядовитым желтым, а при свете флюоресцентных ламп они, кажется, отсвечивают. Джоан Джет и ее Blackhearts в проигрывателе поют «Crimson and Clover». Я смотрю на стены, слушая слова. «Crimson and clover, over and over and over and over...»[8] Вдруг у меня пересыхает во рту, но я не хочу идти к стойке заказывать выпить, потому что там толстая, с печальным лицом японка, и к желтой стене, подозрительно разглядывая каждого, прислонился охранник. Трент по-прежнему удивленно пялится на мой фэтбургер, и еще в соседней кабинке парень в красной рубашке, с длинными спутанными волосами, изображающий, что играет на гитаре и поет, принимается с открытым ртом трясти головой. «Crimson and clover, over and over and over... Crimson and clo-oh-ver...»

* * *

Два часа ночи, жарко, мы в «Грани» в уборной, Трент примеряет мои темные очки, а я говорю, что хочу уйти. Трент отвечает: мы скоро пойдем, может, через пару минут. Музыка с танцевальной сцены кажется слишком громкой, и каждый раз, когда начинается новая мелодия, я напрягаюсь. Прислонившись к кирпичной стене, я замечаю, как в темном углу обнимаются два парня. Трент ощущает мое напряжение и говорит:

– Ну что ты хочешь от меня? Дать тебе колесико, а? – Он вытаскивает коробочку «Пез» и оттягивает назад крышку с головой Даффи-дака. Я молча смотрю на коробочку «Пез», потом он убирает ее и вытягивает шею: – Это не Мюриэль?

– Нет, эта девушка черная.

– А... ты прав.

Пауза.

– Это не девушка.

Я удивляюсь, как Трент мог принять черного парня, не страдающего анорексией, за Мюриэль, но потом вижу, что черный парень одет в платье. Я смотрю на Трента и опять говорю ему, что должен идти.

– Да, да, мы все должны идти, – мычит он. – Ты уже это говорил.

Я смотрю себе под ноги, Трент подыскивает, что сказать.

– Ты уж чересчур.

Я продолжаю смотреть на свои ботинки, меня подмывает попросить его дать посмотреть коробочку «Пез».

Трент выдавливает:

– Ну и хер с ним, найди Блер, давай пойдем, давай уходим.

Я не хочу возвращаться в главный зал, но понимаю: надо пройти через него, чтобы выйти наружу. Заметив Дэниела, беседующего с очень красивой загорелой девушкой, одетой в майку без рукавов и черно- белую мини-юбку, я шепчу ему, что мы уходим, а он одаривает меня еще тем взглядом и говорит:

– Хватит нести херню.

В конце концов я дергаю его за руку, говоря, что он пьян, а он отвечает: