Черный костюм Карниша заструился, будто был сделан из дыма, побледнел и словно впитался в тело хозяина. То, что теперь видел Саймон, выглядело как простыня, висящая на жердях. Тоненькие руки протянулись к Саймону, словно хотели его обнять. Но на полпути они выгнулись внутрь. Длинные бледные пальцы углубились в живот, и он с влажным чавкающим звуком раскрылся от подбородка до паха. Пальцы продолжали тянуть плоть в стороны, разворачивая ее как крылья гигантской бледной летучей мыши. Внутри блестели бесчисленные зубы, острые как иголки. Казалось, они торчат из свежей раны.
Карниш шагнул вперед, и Саймона окутал тошнотворный запах разложения. Перед глазами встал образ гниющего трупа.
– Подойди к окну, – сказал Карниш. – Посмотри вниз.
Как марионетка, Саймон послушно подошел к окну. Карниш встал у него за спиной, и Саймон почувствовал влажное тепло, когда Карниш обернул вокруг него одну руку. Сотни уколов обожгли его спину и плечи, но он даже не пошевелился. Он просто не мог этого сделать.
Карниш раздвинул портьеры. Внизу, прижавшись друг к другу, стояли Бекки, Бобби и Ронни. А над ними описывали круги тысячи птиц.
– Птицы не тронут их, Саймон, – сказал Карниш. – Кто из них тебе меньше всего по душе?
Саймон пытался пошевелить губами, пытался ударить в окно, разбить его, чтобы хоть как-то предупредить друзей, но не мог двинуть и пальцем.
– Бекки? – продолжал тем временем Карниш. – Нет, она ведь твоя любовница.
Саймон застонал.
– Тогда, может быть, Ронни? Нет, у тебя для нее все еще осталось в сердце теплое местечко, не так ли? А Бекки знает об этом?
– Прошу тебя, – сумел выдавить Саймон.
– Значит, Бобби, – мягким голосом произнес Карниш. – Поэт.
Внизу Бобби отделился от Бекки и Ронни, как будто его толкнули в спину. Он огляделся, потом посмотрел на дом. В глазах его застыл ужас. Бобби открыл сумку и вынул оттуда кол. Отсюда, сверху, заостренный конец казался совсем неопасным. Ронни и Бекки, тревожно переглядываясь, двинулись к нему. Ронни протянула руку, словно хотела отнять у него кол.
– Прощай, Бобби, – сказал Карниш.
Бобби выпрямился, приставил острие к горлу и стал медленно наклоняться вперед. Когда угол наклона стал достаточно острым, Карниш отпустил Бобби. Бобби закричал, но крик оборвался, когда кол пропорол ему горло и сантиметров на тридцать вышел из затылка несчастного Бобби.
Ронни закричала. В ее крике было столько боли и отчаяния, что Саймон физически почувствовал их. Карниш засмеялся, словно смотрел по телевизору неплохую, но не выдающуюся комедию.
– Я оставлю Ронни и Бекки на потом, Саймон. Ты не против?
Он развернул Саймона лицом к себе. Огромные мясистые крылья обхватили его и прижали ближе к Карнишу. Саймону показалось, что он снова стал ребенком и его баюкает в своих объятиях кто-то большой и любящий. Даже выражение на лице Карниша напоминало любовь. Ненависть его была так глубока, что ее можно было спутать с любовью. Саймон почувствовал на лице дыхание Карниша:
– Теперь ты мой, Caймон.
Жгучие уколы на спине и плечах внезапно стали интенсивнее. Саймон почувствовал, как влажная горячая плоть охватывает его шею. Казалось, мягкие руки заталкивают его все глубже и глубже в раскрытое тело Карниша.
– Я могу сделать так, что это будет продолжаться вечно, – сказал Карниш. – Я могу поглотить тебя в одно мгновение, а могу пожирать медленно, как болезнь.
За его спиной заклубилась тьма, вознеслась над ним, стелясь под потолком. Через несколько секунд она заполнила всю комнату, окружила Саймона и Карниша, отгородила их от внешнего мира. Они остались вдвоем.
– Ты чувствуешь его, Саймон? Процесс поглощения?
Саймону показалось, что все его тело покрыто червями, которые вгрызаются в плоть.
– О Боже! – Саймон наконец обрел голос.
– Нет, боюсь, он здесь ни при чем, – улыбнулся Карниш. – Дай-ка я расскажу тебе, как сильно я тебя ненавижу. Расскажу, какими будут твои предсмертные муки. Знаешь ли ты, что я могу управлять твоим чувством времени? Что в эти последние мгновения я могу заставить тебя жить и страдать миллионы лет? Подумай об этом, Саймон. Миллионы лет. Или больше. В сотни раз больше. И каждый следующий год твоих страданий будет ужаснее, чем предыдущий. Ты и я, в этой непроницаемой тьме. Навечно.
Саймон чувствовал, как жесткий и холодный щуп разума Карниша рыскает в его сознании в поисках крупиц страха. Но эти цифры, которые тот вывалил на него, не имели для Саймона никакого значения. На самом деле они, наоборот, прогнали страх, который он уже начал было испытывать, и Саймон подумал: «Сукин сын даже понятия не имеет, на что идет».
Если Карниш и уловил эту мысль, то, видимо, не придал ей значения. Он продолжал смотреть на Саймона сверху вниз, как любовник. У Саймона было чувство, будто его насилуют. Он еще мог ощущать свои руки и ноги внутри тела Карниша.
Все это продолжалось так долго, что уже перестало внушать страх и сместилось на чисто физический уровень. Саймону стало интересно, сколько прошло времени. Он не мог этого сказать. Это могли быть секунды, минуты или даже часы. А может, Карниш был прав, и прошли миллионы лет, а он просто этого не заметил.
Карниш продолжал что-то говорить ему, обещая немыслимые страдания, но Саймон больше не слушал его. Он полностью сосредоточился на своих руках, ногах, ладонях. Он пошевелил правой рукой и почувствовал колющую боль, словно напоролся на внутренние зубы Карниша. Не важно. Все равно терять
