– Нет, обязательно, – ответил Саймон.
– Я не шутил насчет денег. Больших, очень больших денег.
Саймон почувствовал, как что-то острое, ищущее скользнуло в его мозг. «Пятьдесят миллионов долларов», – подумал он. И сразу понял, откуда пришла эта мысль. Он взял револьвер Ли и выстрелил в гроб. В крышке образовалась дыра размером с ноготь большого пальца. Саймон приставил к дыре водяной пистолет и выпустил внутрь струю святой воды. Карниш закричал, крышка затряслась, а из дыры вырвался сноп пламени. Саймон прикрыл рукой глаза. Щупальце чужого сознания сразу ушло.
– В следующий раз я вылью на тебя всю воду, которая осталась в пистолете, а потом наберу полный.
– Не надо, – тихо попросил Карниш.
– Ты боишься умереть?
– Да, боюсь.
– А твои жертвы боялись умирать?
– Боялись.
– Око за око.
– Прошу тебя, подумай еще раз о том, что ты делаешь.
– Заткнись.
– Всегда можно найти компромисс.
– Закрой пасть, я сказал. – Саймон выпустил в гроб еще одну струю святой воды и едва увернулся от взметнувшегося пламени.
Карниш закричал и больше ничего не говорил.
Небо на востоке стало светло-голубым. Тьма рассеивалась, и Саймон уже мог видеть деревья на другом конце поля. На небе ни облачка. День обещал быть солнечным.
– Солнечный свет убьет тебя? – неожиданно спросил Саймон.
Карниш не ответил, и Саймон повторил свой вопрос.
– Я не знаю.
– Так написано во всех книгах.
Карниш вновь промолчал. Над ними, в вышине, кружила стая птиц. Их количество неуклонно росло в течение последних тридцати – сорока минут. Саймон не заметил этого раньше, потому что небо было слишком темным.
– Это твоя работа?
– Что именно?
– Птицы?
– Иногда животные по своей воле сопровождают меня.
Саймон огляделся. Метрах в двухстах к западу он заметил какое-то темное пятно, похожее на собаку.
– Сделай так, чтобы они ушли.
– Я не могу.
Саймон почувствовал, что Карниш говорит правду. Пока животные не делали попыток напасть, Саймон не хотел мучить Карниша. Этим он поставил бы себя на один уровень с ним, а для него эта мысль была невыносима.
– Скольких людей ты убил? – спросил Саймон через некоторое время. – За всю жизнь.
– Я не знаю.
– Попытайся прикинуть.
– Тысяч семьдесят пять, может быть, больше. Я ем ежедневно. Мне больше двухсот лет. Какое это имеет значение?
– Большое, во всяком случае, для меня. То, что я делаю, я делаю ради Фила, ради Ли, ради Мартина, ради Джека, ради Бобби и всех остальных, кто умер по твоей вине.
Карниш застонал. Небо посветлело еще больше.
– Поднимается солнце, – сказал Саймон. – Оно убьет тебя?
– Прошу тебя.
– Оно тебя убьет?
– Может быть, и нет.
– Я думаю, что убьет.
Несколько мгновений Карниш молчал, потом медленно произнес:
– Если оно меня не убьет, тогда я убью тебя, и ты умрешь а страшных мучениях.
– Я так не думаю.
