диво благосклонна ко всем им, словно отдавая дань уважения людям, готовым так рисковать собственными жизнями. И не воспользоваться такой удачей было нельзя.
— Мы за пределами зоны их ответственности, — сообщил полковник. — Теперь так просто не достанут! Все, парни, ноги в руки, и рвем подальше отсюда – янки могут передумать! За мной, мужики! Марш!!!
И снова почти бегом, старясь не чувствовать оттягивающее руки, кажется, до колен, носилки, петляя меж воронок, распахнувших свои жадные пасти. Ощущение чужого, холодного и безжалостного взгляда в спину подстегивало измотанных партизан, еще несколько минут назад готовых упасть от изнеможения там, где стояли. Прежде, чем вокруг снова раскинулся лес, группа прошла почти километр, всюду видя разрушения – следы воздушного удара. А затем уже дальше, через заросли, в прежнем порядке – первым Бердыев с кучей оружия на плече, следом его товарищи с носилками. И так до тех пор, пока из зарослей на раздалось повелительное:
— Стоять на месте! Опустить оружие! Замерли!
Азамат Бердыев честно попытался отреагировать, отскочив в сторону, сбросив себе под ноги лишние 'стволы', вскинув свой автомат – он по-прежнему орудовал одной рукой, кое-как удерживая 'калашников'. Повернулся влево, вправо, и понял, что не представляет, откуда звучал голос.
Заросли позади группы зашевелились, и на протоптанную партизанами тропу вышел человек, с ног до головы замотанный в 'лохматый' камуфляж, подобранный как раз в тон осеннему лесу. Потертый АК-74 с подствольником 'леший' демонстративно отвел в сторону. И в тот же миг слева от кустов отделился такой же 'лохматый' силуэт, в руках также сжимавший 'калашников' – АКС-74 со сложенным каркасным прикладом. Это никого не обмануло – на небольшое расстояние из малокалиберного 'калаша' можно относительно точно стрелять и с рук, отдача-то слабая, не зря патрон калибра 5,45 миллиметра и получил наименование низкоимпульсного.
— Полковник Басов, — представился так и не отпустивший носилок командир группы. — Пароль – 'Жуков'!
— 'Рокоссовский', — отозвался подошедший слева боец, сбросивший капюшон камуфляжного одеяния, открывая лицо. — Я вас узнал, товарищ полковник. Лейтенант Ерохин, — назвался и он. — У вас раненый?
— Осколочное в живот. Большая потеря крови. Он почти не приходит в сознание.
— Хреново, — мрачно протянул Ерохин. — У нас же только санинструктор в группе, а из 'медицины' – перевязочные пакеты и противошоковое с анестетиком. Ладно, следуйте прямо, товарищ полковник, временный лагерь – примерно в пятистах метрах. Осторожнее – там мины!
Басов молча кивнул и другим кивком указал своим бойцам путь. Бердыев, снова навешав на себя весь арсенал, привычно двинулся первым, но теперь партизаны расслабились, чувствуя себя непривычно спокойными – вокруг были свои. Они все же добрались до очередной цели.
Ориентиром для возвращавшихся с задания групп диверсантов была старая сторожка лесника – покосившийся сруб, потемневший от времени, с провалившейся внутрь крышей. Это могло обмануть чужаков – избушка хоть и похожа на гнилую халупу, могла вместить в себя десяток человек, если те достаточно неприхотливы. И пока преследователи, если сумеют не потерять след партизан, будут устраивать осаду сторожки, поливать ее шквальным огнем из всех стволов, как раз в спины им ударят полторы дюжины отлично вооруженных бойцов – ровно столько собралось к этой минуте в укрытом среди чащи лагере.
Басов и его бойцы оценили качество маскировки – между деревьями натянут брезент, присыпанный ветками, опавшей листвой и прочим лесным мусором, а под ним ютятся партизаны. Костров никто не жжет – надо быть идиотом, чтобы так приманивать американские беспилотники, оснащенные инфракрасными камерами. Да и со спутника при должной удаче огонь костра будет хорошо различим. Партизаны знали, на что шли, и потому обходились сухим пайком, в крайнем случае, используя специальные спиртовки, дающие не так много тепла.
При появлении новых лиц бойцы, отдыхавшие под березентовыми тентами, насторожились, кто-то по привычке схватился за оружие. Если расставленные посты пропустили кого-то, значит, все в порядке, но расслабляться не стоит.
— Командир, — к опустившим носилки на густой ковер мха партизанам подошел человек, не отличимый от остальных, в таком же, как у всех, камуфляже, 'разгрузке', с АК-74 за спиной. — Наконец-то! Мы уже устали ждать! Я рад!
Басов крепко пожал протянутую руку. Партизаны не носили погон, но друг друга, тем более, командиров, знали в лицо, по привычке пользуясь и званиями. Алексей Басов был 'в прошлой жизни' танкистом, а тот, кто сжимал его руку в своей ладони, широкой, похожей на лопату, совсем недавно носил погоны майора и служил в морской пехоте, на Тихоокеанском флоте.
Наверное, правильно было бы, если бы именно он и возглавил партизанский отряд, но магия звезд на погонах сделала свое дело, и во главе стал старший по званью, не боявшийся сам ходить в самые опасные рейды. А майор Соловьев прилежно исполнял обязанности начальника штаба, заодно, в меру своих сил, натаскивая неопытных партизан – народ в отряде собрался всякий, были и откровенные тыловики, ничего, кроме жгучей ненависти к врагу, не имевшие.
— У нас двое раненых, — сообщил первым делом Басов, всерьез заботившийся о каждом из своих бойцов. — Им нужна помощь. Один совсем плох.
— Ясно! Парахин! — Майор огляделся, пытаясь отыскать среди отдыхавших партизан нужного человека. — Вашу мать, где санинструктор? Живо ко мне!
С дальнего конца лагеря рысью бежал молодой парень с плотно набитой брезентовой сумкой через плечо и неизменным 'калашниковым' за спиной – ни на секунду никто из бойцов не расставался с оружием, зная, что атака на временную базу моет последовать в любой момент, и враг не даст времени, чтобы подготовиться к бою.
— Какие новости? — Алексей Басов покосился на медика, слишком юного, чтобы быть по-настоящему опытным, уже суетившегося над Соболевым. — Все вернулись?
Двое суток назад пять групп, каждая – по пять человек, выступили к нитке нефтепровода, протянувшегося через северорусские леса к порту Мурманска. Полковник Басов предпочитал действовать наверняка, задействовав почти всех своих бойцов, так, чтобы хотя бы один отряд достиг цели, нанеся удар. Американцев ждал неприятный сюрприз – пять мощных зарядов взрывчатки, которые должны были придти в действие почти одновременно, вмиг превращая плоды тяжкого и упорного труда в груду обломков. Но дойти мало – нужно еще вернуться назад, ведь война на этом вовсе не закончится, а Родине, как никогда прежде, нужен был сейчас каждый оставшийся верным ей солдат.
— В группе Зубова два 'двухсотых' и 'трехсотый'. 'Трехсотый' легкий, — сообщил майор. — Рука, осколочное. Идти сможет, и автомат удержит, если придется.
— Как?
— При отходе наткнулись на патруль. С боем прорвались, 'хвост' сбросили.
— Хорошо. Без потерь обойтись не могло. Что еще?
— Нет группы Старостина, — хмуро произнес Соловьев. — На связь они не выходили. Мы ждем. Остальные доложили о выполнении задания. Ваша группа пришла последней. Были проблемы, командир?
— Были. Но мы справились. Один 'двухсотый' есть.
Каждая из групп диверсантов имела средства связи, но пользоваться ими было разрешено лишь в одном случае – если на пути к цели партизаны попадут в засаду или хотя бы наткнутся на секреты и посты противника. Это будет означать, что нефтепровод охраняется в усиленном режиме, то есть, что противник хотя бы предполагает, а может, и точно знает о замысле партизан. И та группа, что первой обнаружит врага, должна была известить об этом остальных – даже ценой гибели, ведь лучше пожертвовать частью, чем целым, когда все партизаны разом дружно угодят в расставленную ловушку.
Басов колебался недолго. Его товарищи могли отстать, если при них раненые, могли идти кружным путем, сбрасывая со следа погоню, но все это не имело значения. Своей вылазкой партизаны разворошили осиное гнездо, американцы сейчас придут в себя и всерьез возьмутся за них. Каждая минута, проведенная на одном месте, означала, что кольцо облавы, затягивавшееся вокруг укрытого лагеря, станет еще крепче,
