американским оружием, иногда даже лучшим, чем есть у израильских собак, но они не умеют пользоваться этим оружием, и у них нет решимости сражаться. Я больше верю в наших солдат на старых танках и самолетах – они готовы умирать за свою страну и свою веру!
— Как бы то ни было, американцы забудут о нас, решая намного более важные проблемы. Нет нефти – значит все их современные, начиненные электроникой самолеты никуда не взлетят, останутся в портах их корабли, встанут, застыв грудами мертвого металла, танки, эти 'Абрамсы', как будто бы неуязвимые для любого оружия.
— Провести серьезные диверсии на территории Саудовской Аравии не так просто, — заметил Бахрам Салехи. — Нефтяные промыслы тщательно охраняются, возможно, что теперь – еще и американцами.
— У нас есть там свои агенты, — встрял в беседу главнокомандующий Корпусом Стражей исламской революции. — Они пока не проявляют себя, чтобы не быть уничтоженными или схваченными саудовскими спецслужбами, но готовы выполнить приказ. И, кроме того, наверняка среди самих саудовцев есть недовольные тем, что по их земле расхаживают, как хозяева, явившиеся из-за океана неверные. Я уверен, мы отыщем там себе союзников.
— У короля Абдаллы немало противников, — согласился глава Министерства информации, действительно, один из наиболее информированных людей среди собравшихся в резиденции аятоллы. — Его власти многие завидуют, и мы найдем, на кого опереться.
— Америка должна забыть о нашем существовании, пока мы не будем готовы вести с ней войну на- равных, — жестко произнес духовный лидер, и глаза его сверкнули ненавистью при одном упоминании давнего врага, затаившегося за океаном. — Скоро наши ученые милостью Аллаха создадут ядерные заряды, которые мы сможем доставлять к цели нашими ракетами, и тогда на нас никто не осмелится нападать. Пока же пусть наши враги будут заняты защитой того, что считают самым ценным для себя, пусть растрачивают свои силы в войнах с кем-нибудь другим, и потом, когда они ослабнут, мы о себе напомним, и вынудим их считаться с собой!
— Америка погрязнет в войне, захлебнется в крови своих солдат! — В глазах президента Ирана сверкнули молнии. Он хотел смерти своим врагам, хотел увидеть их унижение, и ради этого был готов рискнуть многим – даже своей страной, и уж тем более своей властью.
— Генерал Сафар, — аятолла взглянул на командующего Корпусом Стражей исламской революции. На него и его бойцов духовный лидер мог полагаться больше, чем на кого-либо иного, хотя мало кто в Иране был бы против того, чтобы унизить ненавистного врага, увидеть его страх. — Генерал, вы должны представить мне план операции и выбрать ее исполнителей. Это должны быть не тупые фанатики, годные только на роль смертников, а преданные, опытные люди. Придется проникнуть на территорию врага, пробраться туда, где готовы к любым неожиданностям – и при этом постараться остаться в живых, чтобы и дальше продолжить борьбу. Мы нанесем удар не только в Саудовской Аравии, но, если понадобится, по всему миру, заставив американцев содрогнуться от страха! используйте все, все наши ресурсы для этого!
— Будет исполнено, рахбар! План будет разработан в ближайшие дни! Я подберу лучших из лучших для этой миссии!
Призрак войны отступил в эти минуты. Президент Ирана не сомневался, что воля аятоллы будет исполнена. Совсем скоро могущество Америки окажется под ударом. весь мир увидит, что она не так сильна, какой пытается казаться. И тогда настанет их время – время тех, с кем пребывает благословение Всевышнего, кто не отринул веру ради богатства и роскоши. Бахрам Салехи еще не подозревал, что в стане врага у них уже появился первый союзник.
Генерал королевской армии Саудовской Аравии Исмаил бин-Зубейд не давал обещаний, и потому в день казни он был там, где собралась добрая треть населения Эр-Рияда. Солнце только поднялось над крышами домов, удушливая жара еще не накрыла испепеляющей волной огромный город, а на площади перед королевским дворцом бурлила огромная толпа. За спинами тройной цепи королевских гвардейцев, облаченных в полное снаряжение, грозно выставивших перед собой штурмовые винтовки, возвышалась мрачная громада эшафота. На ней терпеливо прогуливался единственный человек – палач.
Давно уже в столице королевства не видели публичных казней, тем более – на дворцовой площади. Но сегодня был особенный случай – смерти должны были предать заговорщиков, предателей, нарушивших присягу и посмевших угрожать королю. Им не повезло остаться в живых после провала мятежа, и теперь, после недолгого суда и нескольких недель ожидания, приговор предстояло привести в исполнение.
Генерал осторожно пробирался через толпу, мягко, но уверенно отодвигая со своего пути людей, собравшихся поглазеть на необычное зрелище. Кто-то в ответ на крепкие тычки и толчки бранился, но, увидев его погоны, испуганно умолкал, уступая дорогу. Бин-Зубейд не хотел выделяться, но все же надел форму – повседневную, не парадную, и оружие не взял, чтобы не привлекать слишком много внимания.
Исмаил почти добрался до первой линии оцепления, когда все началось. Гудевшая, бурлившая, неразборчиво что-то бормотавшая толпа вдруг притихла, замерев на несколько секунд – на эшафот вывели приговоренных. Генерал видел их – он стоял достаточно близко. Окруженные караулом из гвардейцев, на помосте, поднятом выше голов тысяч зевак, стояли три человека, сейчас ничем не отличавшихся между собой. Одинаковые белые рубища, неухоженные бороды, бледные, несмотря на зной и палящее солнце лица. Принц Хафиз Аль Джебри. Самир Аль Зейдин, глава Службы общей разведки. И генерал Ахмед Аль Шаури, жизнью расплатившийся за личную преданность своему патрону.
— Волей Его Величества и во славу Всевышнего Господа нашего, да свершится правосудие над предателями и изменниками, — раскатился над толпой зычный голос. — Нечестивцы, посмевшие умышлять против государя, признаны виновными, и наказание им – смерть!
Последние слова эхом разнеслись по толпе. Тысячи зрителей, жаждавших крови, в едином порыве устремились к эшафоту, со всех сторон напирая на Исмаила бин-Зубейда. Поглазеть на казнь пришли многие – но самого короля не было. Наверное, наблюдает за всем из дворца, решил генерал. Не было, к их собственному счастью, и американцев – неверные тоже попрятались по своим норам, хотя, наверняка, радовались сейчас.
— Взывайте к Господу, — обратился к приговоренным 'распорядитель' казни. — Помолитесь в последний раз, прежде, чем предстанете перед Ним!
Все трое разом опустились на колени, коснувшись лбами деревянного настила. Исмаил бин-Зубейд даже видел, как беззвучно шевелятся их губы. Отрешенные лица, остекленевшие глаза, в которых не было ни раскаяния, ни сожаления – только страх перед небытием, на пороге которого стояли они, зная, что назад пути нет. Наверное, на этот раз, впервые, быть может, за свою жизнь, все трое молились искренне, зная, что с них вскоре будет спрошено за любую ложь.
Генерал Исмаил бин-Зубейд старался запомнить все, каждый жест, каждую деталь, потому что хотел знать, за что будет мстить. Он вдруг поймал себя на том, что вместе с приговоренными шепчет слова молитвы. Те, кто стоял рядом с генералом, тоже заметили это, отступая, отшатываясь от человека, что-то беззвучно говорившего, устало опустив веки.
— Довольно! — Резкий злой крик вырвал бин-Зубейда из забытья. — Пора приступать!
Палач, безучастно стоявший на краю эшафота, сделал шаг, приближаясь к тяжелой колоде, к которой два гвардейца уже подтолкнули первого из приговоренных – Хафиза Аль Джебри. Солнечные лучи разбились мириадом брызг о сталь широкого, плавно изгибавшегося и чуть расширявшегося к острию клинка, специально утяжеленного – чтобы одним ударом отсечь голову преступника, не доставляя ему излишних мучений.
Принц Аль-Джебри не пытался сопротивляться, следуя туда, куда тащили его дюжие бородачи- гвардейцы. Вот его пригнули к колоде, палач встал сбоку, обеими руками вздымая над головой свой жуткий скимитар. Замах, удар, воздух стонет, рассекаемый оточенным не хуже бритвы лезвием – и клинок с глухим стуком вонзается в отполированное дерево, а голова, от которой отлетают брызги крови, катится по помосту.
Толпа замерла – все собрались здесь в ожидании зрелища, но увидев то, чего хотели, почувствовали страх и омерзение, уже почти безмолвно, без движения наблюдая за тем, что происходит далее. А гвардейцы между тем подняли с колен Самира Аль-Зейдина, ухватив его за локти и потащив к колоде, уже впитывавшей в себя первую пролитую сегодня кровь.