рыба, по стволам сновали изумрудные бесстрашные ящерки. Где-то долбил кору местный хохлатый дятел. Утренняя прохлада уже сменилась надоевшей жарой, а мальчишка все не появлялся. Устав ждать, Марк открыл вчерашний файл.
Вернувшись в палатку, он первым делом подключил флэшку. Большая часть файлов не открывалась или выдавала какую-то мешанину символов. То ли карточку подпортила вода, то ли отец Франческо использовал код, неизвестный бывшему ученику. Два работающих файла погрузили Марка в раздумья. В первый момент ему даже показалось, что старый викторианец собирал компромат на собратьев по ордену. Однако ничего инкриминирующего в записях не было. Первый файл оказался таблицей с именами и рангами в левом столбце и краткими заметками в правом. В заметках перечислялись планеты и сроки. Судя по всему, планеты, посещенные братьями, и сроки их пребывания там. Иногда указывался возраст, в котором викторианцы навестили указанные миры. В среднем столбце во всех строчках стояло «Земля».
Марк нашел в списке и себя (Земля, прочерк), и самого Паолини (Земля, прочерк). С интересом узнал, что Лукас посещал в двухлетнем возрасте Либерти (что-то он этим в классе не хвастался). Моносумато, если верить таблице, провел на Терре пять лет в возрасте от двенадцати до семнадцати. Он, как и Висконти, был поздней пташкой и в лицей угодил переростком.
Два вложенных листа представляли собой сортировку по рангам и еще по какому-то параметру — как Марк догадался после минуты раздумий, внеземельному опыту. Списки перекрывались. Это было неудивительно — способных ридеров и операторов активно использовали в разведывательных и боевых операциях и быстро повышали в звании. Интересно, а что здесь делает Вигн, так и не вступивший в орден? И он, Марк? Было там и еще около десятка фамилий, не сопровождающихся чинами. Еще поразмыслив, Марк решил, что сортировка идет не столько по званию, сколько по баллам, набранным в квалификационном тесте. Отец Франческо руководил лицеем больше тридцати лет, и конечно, у него был доступ к личным делам выпускников. Все-таки компромат? Или исследование? Исследование, имеющее мало отношения к этнографии…
Второй файл оказался картинкой. Пиктограммой. На пиктограмме было изображено что-то вроде куриного яйца, от него стрелка шла к мерзкой на вид, свернувшейся клубком личинке. Марка передернуло — вспомнился недавний бредовый сон. Личинка. Опять личинка? От личинки стрелка вела к большому знаку вопроса.
Рядом с личинкой и яйцом имелась еще одна композиция. Там цвели пышным цветом два тюльпана, белый и красный. Рядом с красным было написано: «Бетельгейзе (Геод)», рядом с белым — «Ригель (Ямато)». Какой-то шифр? Что, если это ключ к остальным файлам? К сожалению, Салливан понятия не имел, как этим ключом — если все-таки ключ — воспользоваться.
Закрыв файл с пиктограммами, он вернулся к таблице. Промотав ее донизу, обнаружил две строки, где зеленый цвет шрифта сменялся красным.
Ссылки на дополнительные файлы. Так. Марк выбрал первое имя, и комм услужливо открыл окошко с уже знакомой мешаниной букв и цифр. Черт! Он собрался закрыть окно и вернуться к корневой базе данных, когда одно из чисел привлекло его внимание. Сто четырнадцать. Сто четырнадцать — почему это важно? Сто четырнадцать, Висконти… Ах да. Запредельный, невозможный балл по оперированию. Завистливый шепот, с которым Вигн назвал это число. Лукас Вигн со своими девяноста пятью мало кому завидовал.
Марк лихорадочно нырнул в одну из собственных папок. Во время памятной беседы в Замке он попросил коммодора скинуть на комм все данные, касающиеся его, Марка. Включая генетический импринт и — да, вот он — результат квалификационного теста, открываемый программкой Praetorian (самое оно для служебной программы ордена, метко, так сказать, характеризует). Установив «Преторианца» на комм, Марк вновь вывел на экран файл с датабазой… Да! Он оказался прав. Результат финального теста коммодора, ридинг, оперирование, ну это мы знаем… Результат первичного теста. Подпороговая эмпатия. Нулевой ридинг. Нулевое оперирование. Пятилетний Тони Висконти был куда бездарнее Марка.
Он прислонился к пружинящей стенке палатки и прикрыл глаза. Что случилось с двадцатилетним Висконти на Терре? Правильно — вдруг, ни с того ни с сего проявились способности. Если следовать логике, вторая красная строчка должна означать, что потенциал отца Франческо тоже резко, скачкообразно возрос. Здесь, на Вайолет. В возрасте шестидесяти трех лет.
Не поднимая век, Марк прислушался. Клапан палатки вздувался и вновь опадал от ветра. Под пологом зудел комар. О лампочку бился большой мотылек: мягкие глухие удары, суматошный треск крыльев. Над западным полушарием бело-голубой планетки Вайолет стояла ночь. Марк потянулся к комму и принялся один за другим открывать файлы с результатами тестов.
Красный Лоб потел сосновой смолой. Солнце пробивалось сквозь красивую трехмерную схему, зависшую над панелью комма. Марк смахнул с лица прилетевшую из леса паутинку. Паутинка сорвалась с пальцев, чуть не задев белую точку Ригеля. Блеснула на мгновение, молнией перечеркнув туманность Голова Ведьмы, и поплыла дальше, к звездам пояса и расплывчатому облачку М42. Там, куда плыла паутинка, в красно-зеленых туманах М42, прятался страж Приграничья — боевая станция «Церерус». А в Приграничье, если верить свихнувшемуся отцу Франческо, творились чудеса. Здесь родившиеся на Земле слабенькие эмпаты становились мощными операторами. Да, вот прямо здесь, на Вайолет, и становились. Получалось что-то вроде активации генетической памяти, о которой говорил Висконти, но гораздо, гораздо сильнее…
Дунул ветер, и паутинку унесло к бликующей под солнцем реке. Землянин протер усталые глаза. После бессонной ночи блеск раздухарившегося светила не радовал. Когда Марк отнял руки от лица, обнаружил, что уже не один.
Мальчишка стоял в трех шагах от камня. Он смотрел по-прежнему настороженно, как выманенный из леса дикий зверек — шевельнешься, и умчится обратно. Марк шевельнулся: выключил комм, убирая схему, и свернул панель в привычный ручной браслет. Нарайя, вопреки ожиданию, не порскнул прочь, а шагнул вперед и вытянул руку. Хвойная подстилка, неизменно шуршащая под ногами Марка, под босыми пятками пацана молчала.
— Ты обещал лекарство.
Марк вытащил из кармана порошок, завернутый в сухой лист одуванчика.
— Подмешивай в воду два раза в день. Завтра я дам тебе свежую порцию. Оно действует только свежим.
Это было откровенным и наглым враньем. Кетакс мог храниться при любых температурах до двух лет, но Марку хотелось, чтобы Нарайя пришел опять.
Мальчик взял сверток и развернулся, намереваясь исчезнуть в лесу. Марк спрыгнул с камня:
— Нарайя!
Тот обернулся.
— Почему вы так ненавидите ушедших к Кодду, что даже зовете их мертвецами?
Юный туземец оскалился:
— Они и есть мертвецы. Мертвец, который ходит, дышит и похож на живого, все равно мертвец. Он даже хуже мертвого. Он искривляет мир.
Похоже, искривление мира — ложь? — считалось у местных худшим грехом. Мертвые лгут, потому что выдают себя за живых. Интересно.
— А чем наиру в поселке отличаются от живых?
Пацан снисходительно усмехнулся:
— Живые говорят. Мертвые квакают, как жабы в болоте.
Марк насторожился. Что он имеет в виду — новые слова, которые туземцы подцепили от Ван Драавена? Или?…
