не очень, поэтому и маска.
— Дурак. Мне все равно, заразно или нет. Покажи.
— Не стоит.
— Тогда я никуда не уеду. Буду сидеть здесь, еще и «скорую» вызову. Если ты болен, твое место в больнице…
Серые глаза смотрели сердито и упрямо, и Марк понял, что так просто он от девушки не избавится.
— Хочешь полюбоваться? Хорошо. Поднимемся ко мне.
Все так же сердито Лаури хлюпнула носом и, вырвав руку, первой вошла в дом. Подглядывавшая из- за приоткрытой двери хозяйка нырнула в офис, но Салливан успел заметить ее любопытно блеснувший глаз.
Глава 8
Мертвая вода
Оглядев номер с порога, Лаури протянула: — Неплохо устроился. — Бодро прошагав к кровати, она плюхнулась на матрас. Пружинная сетка скрипнула. — Очень миленько. Клопов нет?
— Ты хоть знаешь, что такое клоп?
— Я жила на Терре, Марко. Конечно, я знаю, что такое клоп.
Марк хотел спросить, где же она на Терре нашла клоповник, но прикусил язык. Сейчас, когда не было никакой возможности проверить, лжет собеседник или говорит правду, ему не хотелось знать.
— Ну?
— Что ну?
— Я жду, — сказала Лаури, покачиваясь на скрипящем матрасе. — Снимай маску.
Марк пожал плечами и, поднеся руку к затылку, выключил голограмму.
Эффект его и удовлетворил и, как ни странно, задел.
Глаза девушки расширились. Издав горловой хрип, она метнулась к двери и вылетела вон.
— А ты чего ждал? — угрюмо пробормотал викторианец. — Что она тебя, красивого, обнимет и облобызает в уста сахарные?
Было обидно. Неожиданно обидно и… да, пожалуй, больно. Оказывается, он еще может испытывать боль.
Марк выглянул в окно, рассчитывая увидеть поднимающуюся в воздух серебристую каплю «лексуса». Но машина все так же стояла под дождем в желтом круге фонарного света. Неужели Лаури настолько испугалась, что смылась пешком, по слепой и размокшей пустоши? Только этого не хватало.
Марк выругался и кубарем скатился по лестнице. Он уже бежал по ковровой дорожке первого этажа, когда за спиной раздался вопль. Викторианец обернулся. Любознательная хозяйка гостиницы оседала на пол. Рука ее слабо царапала дверную раму, а на толстощеком лице был написан ужас. А, черт! Он же забыл включить маску.
— Шутка! — проорал Марк, касаясь затылка. Белобрысый Пол Ричардсон вернулся на место.
Поверила тетка или нет, Марк проверять не стал. Распахнув дверь, он вылетел на крыльцо — и чуть не наступил на Лауру. Та сидела на верхней ступеньке и судорожно курила. Рыжий огонек на конце сигареты вспыхивал с каждой затяжкой жерлом крохотного вулкана.
— Я не знал, что ты куришь, — глупо сказал Марк.
— Много чего ты не знал, — ответила, не оборачиваясь, дочь сенатора.
Этой ночью Марк, впервые за долгое время, сумел уснуть. Последние три дня мешало отсутствие век — даже слабенький свет от гостиничного фонаря казался нестерпимо ярким и резал обнаженные глаза. А при Оле… При Оле Марк не спал никогда. Нырял в сон, отталкивался от дна и, задыхаясь, выскакивал на поверхность. Он смертельно боялся хоть на минуту ослабить контроль. Боялся, что зыбкая пленка сна однажды станет тверже камня и в мир отправится нечто, похожее на Марка Салливана, но им не являющееся.
…Любознательная владелица гостиницы уже приготовилась вызвать полицию, когда Салливан проник в ее офис и покачал перед носом толстухи золотой викторианской цепочкой. Это мигом избавило женщину от солидной доли любопытства. Постояльца зовут Пол Ричардсон, и к нему прибыла невеста. А больше знать ничего не надо, вредно знать лишнее.
Лаура держалась. Она не плакала, хотя, оборачиваясь, Марк несколько раз замечал, как жалко дрожат ее губы. Она не плакала и ни о чем не выспрашивала, только, взяв в руки скрытые под перчатками ладони Марка, тихо и серьезно сказала:
— Обещай мне, что ты выздоровеешь.
— Постараюсь.
Шутливый тон Лауру не устроил.
— Я знаю, что ты можешь. Ты можешь сделать все, что захочешь, Марк, я знаю. Так вот обещай мне, что ты захочешь поправиться.
— Я хочу. Честно.
Лаури еще минуту внимательно глядела ему в глаза — в голубые, выпуклые глаза Пола Ричардсона — и удовлетворенно кивнула. А затем принялась хозяйничать. Во-первых, сходила на кухню и сварила кофе. Во-вторых, с отвращением выгребла пластиковую, в засохшей бурой корке простыню из-под шкафа и отстирала ее в ванной. Она порывалась вымыть и самого Марка, но викторианец представил, как красной, ободранной тушей стоит под тепленькими струями, а Лаури омывает его ноги, — и не позволил. Тогда она уложила его в постель, предварительно заставив снять желтый дождевик, который Марк нацепил на себя вместо одежды. Маску он снять отказался.
Девушка села рядом, подогнув ноги.
— Рассказать тебе что-нибудь?
— Не надо.
— Тебе не интересно, как я жила на Терре?
— Хорошо. Как ты жила на Терре?
— Я была русалкой.
Салливан хмыкнул. Он, конечно, знал все об операции.
— И каково это — быть русалкой?
— Плохо, — вздохнула Лаура. — Летом еще ничего. А осенью, когда штормит и над заливом несутся тучи рыжего песка… Вода совсем мутная, и в ней плохо видно утонувшие корабли.
— А зачем тебе утонувшие корабли?
— Ну как же, Марк? Разве ты не знаешь, чем занимаются русалки? — улыбнулась девушка.
— Заманивают суда на рифы своей песней?
— Это земные русалки. А терранские русалки добрые. Они спускаются к мертвым морякам и говорят с ними, рассказывают им, что творится наверху, — и морякам кажется, что они все еще немного живые.
— Жестоко.
— Почему?
— Потому что немного живым, Лаури, быть недостаточно.
— Ты устал. Тебе нужно поспать.
— Не получается. Глаза закрыть не могу.
— Давай я тебе закрою.
— Как?
— А вот так, — и Лаури накрыла лицо Марка ладонями.
Если девушке и было противно прикасаться к открытым ранам, она никак этого не показала.
— Так и будешь сидеть всю ночь?
— Ага, так и буду.
