замыкании войска! Вот чего я добился своими предостережениями Великому хану! И закончим на этом!
Едигей легонько щёлкнул нагайкой по бедру коня, и тот пошёл быстрее, отрываясь от коня Тимура.
Худай – сотник головной сотни вдруг привстал в стременах, почувствовав опасность… Он внимательно вглядывался в редкий подлесок справа от дороги, но там не шевелилась ни одна ветка. Слева он не ожидал нападения, поскольку там простиралось неохватное глазом поле, густо поросшее бурьяном и редким кустарником…
Вскрикнул рядом десятник и стал валиться с коня, судорожно цепляясь за конскую гриву… Знакомый свист, тихий шлепок в мягкое, и Худай увидел вонзившуюся в бедро стрелу, ещё не почувствовав боли… Нукеры закрутились вокруг сотника, пытаясь закрыть его от стрел, которые летели, казалось, со всех сторон. Скользкой холодной змейкой в душу пополз страх. Он видел, как валились с коней пробитые стрелами нукеры… Худай хотел дать команду уходить на рысях с этого гибельного места, но в этот момент тяжёлая стрела пробила его горло насквозь. Он умер, не увидев в лицо ни одного руса…
Скоро всё было кончено… Несколько ордынцев ломанулись в подлесок, но там их ждали, и быстро перебили всех до единого.
С поля потянулись, обдирая с одежды лиловые шары чертополоха, или будяка, как его называли жители южных областей порубежья, дружинники.
- Ну-ка, веселей, братцы! – прикрикнул Демьян, командовавший лучниками в этом коротком бою. – Оружие собрать, тела убрать в подлесок, кровь на шляху присыпать землёю! Веселей, братцы, веселей! Татарва уж на подходе!
Быстро очистили дорогу от тел убитых татар, собрав их оружие.
Поймать удалось лишь нескольких коней… Не давались в руки татарские лошади…
Из-за ближайшего увала показалось растущее ввысь пыльное облако.
Подскакали сакмагоны, которые стерегли шлях.
- Идут! – крикнул первый из них. – В полуверсте отседова! Уходите в лес!
Дружинники быстро растворились в подлеске, а сакмагоны галопом ушли дальше по шляху, чтобы укрыться в следующей засидке.
Глава 38
Великий князь Димитрий выслушав гонцов, посланных ему князем Серпуховским Владимиром Андреевичем, надолго задумался. Ведь прежде побывали у него гонцы с самого дальнего порубежья – от боярина Ондрея, поведавшие о том, что с войском Тохтамыша и княжеское ополчение вышло в поход на Москву. Думами бесплодными себя изведя, повелел он призвать ко двору князей, воевод, думских дьяков, вельмож и старейших бояр.
- Идёт на нас царь Тартарии с множеством силы своей! – сказал Великий князь, когда вызванные прибыли в Кремль и степенно расселись на длинных лавах, стоящих вдоль стен. - Безбожные вои[18] идут с ним, татарские тумены, и войско основное – ополченье княжеское. Князь Дмитрий Константинович Суздальский и Нижегородский, князь Ольг Иванович Рязанский били Тохтамышу челом, и стали ему помощниками на победу Руси. И иные словеса произнесли о том, как пленить землю нашу, как без труда взять каменный град Москву, как победить и издобыть Великого князя Московского. Татары уже под Серпуховом, а у нас сил нет нынче, чтоб татарскую рать сдержать. Коль немедля не кинемся сообща собирать дружины, дойдёт Тохтамыш до Москвы! Ежели кто из вас сей час неимоверство проявит, быть татарам в Москве!
Буйно загалдели князья и вельможи, обсуждая страшную весть. Когда на дом нападают враги, в нем исчезают все внутренние противоречия. Тем паче, в государстве, коим была Московская Русь - отлаженной иерархической системе, состоящей из Московского князя, его союзников - родственников и просто соседей, связанных с ним системой соглашений о военной помощи, его подданных – служилых бояр со своими дружинами и дружины самого князя Димитрия, возглавляемой его воеводами.
Добившись согласия в рядах своих соратников, стал князь Димитрий готовить к выходу в поле свою дружину. Не замедлили явиться к нему и воеводам московским и старейшины городских ремесленников и мастеровых с просьбами взять их людей в ополчение.
Но зрел исподволь заговор промеж людей княжеских да боярских. Тохтамыш уже не был для них грозным захватчиком, а был осерчавшим барином, которого надо умилостивить, принеся богатые дары и пообещав преданность и возмещение долгов, недополученных царём из-за недальновидной политики Великого князя Димитрия. Ведь Тохтамыш – их законный повелитель, в отличие от Димитрия, который самовольно отринул законную власть хана, пытаясь противостоять ей. И полетели к Тохтамышу послы с единственной целью - обмануть, оболгать своих политических противников. Вызвать гнев царя в отношении их и склонить его на свою сторону…
Войско уже готово было выступить из Москвы, как вдруг злохитрие князей проявилось в самой тяжёлой для Великого князя форме – форме мятежа и измены... Все эти - клявшиеся, что не нарушат договоров, родственники и союзники, и бояре, обязанные нести военную службу по приказу князя, и боярские дети[19], и княжеские кметы находящиеся в его прямом подчинении, отказались выполнить приказ и подняли мятеж. В походе, перед лицом врага, когда тот был уже в пределах порубежья...
И то познав, и уразумев, что его в любой момент могут схватить и выдать Тохтамышу, Великий князь Димитрий убоялся стать в лице против самого царя. И не встал на бой против него, и не поднял руки на царя, но поехал в град свой Переяславль, и оттуда – мимо Ростова на Кострому, вынужденный бежать от собственного войска! И бежал столь быстро, что вынужден был оставить в Москве свою жену, только что родившую ему сына.
Мятежники наверняка знали, на что идут. Мятеж против князя должен был закончиться либо его убийством, либо пленением и выдачей Тохтамышу. Оставшийся в живых князь был зело опасен, ибо мог собрать верных людей и вернуться, чтобы покарать мятежников. Великий князь Дмитрий Иванович для того и поехал в свою вотчину Кострому.
А в граде Москве началась великая смута. Простые люди и дружинники пребывали в смятении, словно овцы, не имеющие пастуха. Одни сидеть хотели, затворившись в граде, а другие бежать помышляли. И была промеж ними распря великая: одни с рухлядью в град рвались, а другие из града бежали, будучи ограбленными.
Не имея твёрдой руки над собой, москвичи избрали вече, как в давние времена, и ему доверили власть на Москве.
Митрополит Киприан оставался в Москве ещё некоторое время после того, как власть перешла к вече, но затем ему удалось добиться у горожан позволения уйти из града вместе с великой княгиней Евдокией. Но народ уже был столь ослеплён ненавистью к Великому князю, всячески подогреваемую мятежниками, что на выезде из Москвы митрополит и великая княгиня были ограблены дочиста...
Подстрекаемые мятежными боярами лихие люди безжалостно грабили сторонников Димитрия и всех, не примкнувших к бунту.
Мятеж продолжался до тех пор, пока в Москву не прибыл князь Остей – сын Димитрия Ольгердовича, княжившего в литовском Трубчевске и перешедшего на сторону Дмитрия Ивановича Московского за год до Мамаева побоища, во время похода Москвы против Ягайло. Отец Остея - Дмитрий Ольгердович со всей своей семьей, с боярами и с челядью бежал из Литвы и поступил на службу московскому князю, который пожаловал ему в держание Переяславль-Залесский.
Собрав вече, князь Остей говорил не долго. Но слова его падали на благодатную почву, ибо в вече избраны были люди почитаемые и вес в граде имевшие. Они разошлись по своим слободам и
