стороны социал-демократов.
Католинский перевернул несколько страниц в папке, видимо, нашел нужное ему место и воскликнул:
— Вам нужны факты, пожалуйста! Что вы делали во время революции?
— Был в группе связи при военном министерстве. Обеспечивал связь между добровольческими отрядами и гвардейской дивизией рейхсвера, — спокойно ответил Вилли. Все моменты своей биографии он обсуждал с Клесметом и знал, что поймать его на мелочах никто не сможет.
— Кто это может подтвердить?
— Есть люди в военной контрразведке, которые знают меня по тем временам. Например, обер- лейтенант Протце, Новаковский.
— Хорошо! После переворота вас избирали председателем комитета чиновников первого отдела?
— Избирали. Я и сейчас член комитета чиновников.
— Ну, это старого, а сейчас будет новый комитет, — не удержался, чтобы не съязвить Католинский.
— Согласен, будет, — улыбнулся Вилли.
— Скажите, по вашей инициативе был снят начальник отдела Юлиус Кох?
— Он был снят решением общего собрания чиновников. Я на этом собрании был избран председателем. Так, что это не моя заслуга.
— Сообщают, что после революции вас часто посещал Отто Штройбель, который был в Киле председателем Совета солдатских и матросских депутатов. Это верно?
— С Отто Штройбелем мы вместе служили на флоте и он посещал меня, как старый приятель.
— Он был коммунистом?
— Я у него не спрашивал. Вам лучше задать этот вопрос господину Геббельсу. Ведь Отто Штройбель работает у него первым заместителем министра пропаганды.
Католинский замолчал, еще некоторое время перелистывал свою папку, потом поднял голову и сказал:
— Благодарю вас, господин Леман. Пока все. У меня к вам вопросов больше нет.
Вилли поднялся, аккуратно поправил свой стул и, попрощавшись, направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда услышал:
— Минуту, Леман! А вы правильно тогда поступили, сняв Коха! До последнего времени он служил в полиции Мюнхена. По указанию фюрера его убрали оттуда, как человека, пользующегося дурной славой. Желаю удачи!
Инспектор, улыбнувшись, поднял руку в нацистском приветствии.
Подымаясь к себе по лестнице, Вилли подумал, что после такой беседы неплохо бы расслабиться. По старым временам он закатился бы в кабак, но сейчас его держали на строгой диете. Пришлось довольствоваться беседой с Хиппе. Посовещавшись, они пришли к выводу, что этот вызов был связан с доносом, написанным Бертольдом.
Время шло, однако, после беседы с Католинским разговоры о повышении Лемана в должности прекратились. Выждав еще неделю и, убедившись, что дело против него развития не получило, Вилли решил во всем разобраться сам.
Взяв в административном отделе свое личное дело, Леман написал рапорт, и попросился на прием к своему начальнику отдела.
Начальник третьего отдела, правительственный советник Пацовски принял его сразу же, что само по себе было хороши признаком.
— Мне звонил Католинский и выразил удовлетворение результатами беседы с вами, — сообщил Пацовски, едва Леман сел на любезно предложений ему стул. — Какое у вас дело ко мне?
— Господин советник, — доложил Леман, — я обращайся к вам по поводу задержки с моим очередным повышением в ранге. Мне не понятно, почему это происходит. Может быть у вас есть ко мне какие-либо претензии? Я бы хотел внести ясность в это дело.
Вилли протянул ему свой рапорт вместе с личным делом. Пацовски внимательно его прочитал, молча взял ручку и принялся внизу, под рапортом, что-то писать. Закончив, он протянул Вилли рапорт, предлагая ознакомится с написанным. Тот прочитал: «Леман является верным, прилежным и надежным служащим, работой которого я полностью удовлетворен. Он — ценный работник и достоин повышения. Леман относится к когорте опытнейших работников тайной политической полиции».
Вилли не верил своим глазам. Можно было ожидать похвалы, но чтобы в такой форме…
— Вы удовлетворены, — улыбаясь, спросил Пацовски.
Лемана охватила волна теплой благодарности к этому невзрачному на вид чиновнику, способному вот так просто, без лишних слов и волокиты, решать весьма чувствительные для его подчиненных вопросы.
— Благодарю вас, господин советник, — Леман вложил в эти слова всю свою признательность. — Не согласитесь ли вы в таком случае подписать письмо в Управление СС о проверке моей родословной. Я решил подать заявление о вступление в ряды СС.
— Согласен, давайте письмо.
Вилли протянул заранее подготовленный документ. Поставив свою подпись, начальник отдела на минуту задумался, а потом, не сколько смущаясь, спросил:
— Господин Леман, я хотел бы, чтобы вы взяли под свой контроль кассу отдела по текущим расходам. Я на вас могу положиться. Если вы согласны, то я отдам необходимые распоряжения.
Леман потом не раз вспоминал добрым словом Пацовски. Так как у чиновников перед днем выдачи жалованья обычно ощущалась нехватка денег, они часто обращались к Вилли с просьбой дать взаймы несколько марок. С ведома начальника он выдавал каждому по 3–5 марок, делая вид, что оказывает большое личное одолжение. Сослуживцы чувствовали себя обязанными, и он использовал это обстоятельство, получая от них, как бы между делом, интересующую его информацию.
Между тем появились слухи о предстоящем уходе Дильса. Все говорили, что Дильсом хотят пожертвовать, чтобы успокоить престарелого президента Гинденбурга.
Геринг не долго колебался, и вскоре Дильс отправился лечиться в Чехословакию.
На пост начальника тайной политической полиции толстяк Герман назначил ветерана партии, старого алкоголика Поля Хинклера, лучшего друга лидера нацистской фракции в рейхстаге Вильгельма Кубе.
Хинклер совершенно не интересовался делами гестапо и не мешал Герингу самому руководить этой организацией. Возможно, он бы еще оставался бы некоторое время на этом посту, но тут начался судебный процесс в Лейпциге над участниками поджога рейхстага, и бестолковый Хинклер делал одну глупость за другой. Дело о поджоге начало разваливаться.
Ярости Геринга не было предела. «Убрать немедленно этого идиота» — орал он подчиненным. Как всегда полупьяный Хинклер ночевал в гестапо. Видимо, его предупредили, по тому что едва заслышав ночью приближающиеся шаги, он выпрыгнул из окна служебного кабинета и в ночной рубашке, ринулся в парк Тиргартен, где на скамейках еще сидели влюбленные парочки. Бывший шеф гестапо стал выпрашивать у них монеты, чтобы по автомату связаться с Кубе, но от него шарахались как от чумного. В конце концов Хинклер оказался в полицейском участке, откуда сумел связаться с Кубе. Тот забирал его из участка.
Еще не успели полицейские разобраться с Хинклером, как из Праги срочно доставили Дильса и поручили ему не мешкая заняться лейпцигским процессом. Одновременно Геринг вывел гестапо из подчинения Министерства внутренних дел Германии и подчинил ее прямо себе. Трудно предположить, куда бы в конце концов честолюбивый Герман зашел в своей борьбе за свое детище, если бы его не отвлекли события, связанные с процессом в Лейпциге. В конце концов он его проиграл с треском. Чтобы как-то утешить своего любимца, Гитлер присвоил ему звание генерала рейхсвера и назначил министром авиации.
В конце января 1934 года, в день годовщины прихода нацистов к власти, полицейские службы всех земель специальным декретом были поставлены под юрисдикцию Берлина.
К этому времени на политическом небосклоне страны появилась новая, быстро восходящая звезда — Генрих Гиммлер. Через своих ставленников он ухитрился подчинить себе отделы политической полиции Гамбурга, Мекленбурга, Любека, Тюрингии, герцогства Гессен, Бадена, Вюртенбурга и Анхальта. Особого внимания заслуживают его действия в Мюнхене.
