замещает посланника в его отсутствие.
Спустя несколько дней Кузнецов познакомился с дипломатом. Оказалось, Крно регулярно ездил в Братиславу и привозил оттуда на продажу, злоупотребляя дипломатической неприкосновенностью, ювелирные изделия и, главным образом, часы. Его заинтересованность в Кузнецове объяснялась просто: удобнее и безопаснее продавать контрабандный товар одному надежному посреднику, чем многим случайным покупателям.
Позже мы установили, что Крно и сам был разведчиком. Тем более странно, что он пустился в столь рискованную авантюру. Вот какова сила жадности. Его информированность в германских делах была несомненна, чем он и привлек наше внимание к своей малопривлекательной особе».
Кузнецов поддерживал деловые связи с Крно на протяжении двух месяцев. За это время он приобрел оптом и сдал на Лубянку столько превосходных швейцарских часов, что руководство разрешило продать их по себестоимости, то есть по весьма доступной цене всем желающим сотрудникам, чтобы как-то окупить расходы.
Наконец, руководство приняло решение перейти к активным действиям — вербовке. Но для этого требовалось завлечь Крно на квартиру Кузнецова. Когда дипломат в очередной раз вернулся из Братиславы и в обычное время позвонил Руди (телефон был нами уже «посажен на кнопку»), Николай сказал ему, что прийти на встречу не может, так как повредил ногу и в течение недели-двух вынужден сидеть дома. (Обычно их свидания проходили в Сокольниках или в Центральном парке имени Горького. Однажды дипломат передал Шмидту большую партию «товара» в туалете Дома Союзов в антракте концерта «гвоздя сезона» — джаз-оркестра под управлением Эдди Рознера.) Растерявшийся Крно спросил, что же ему делать с привезенным добром. Николай ответил, что может сразу взять всю партию, и предложил дипломату завезти товар ему домой. Чтобы развеять возможные подозрения, Николай попросил его даже купить для него кое-что из съестного: сосиски, хлеб, масло, бутылку молока. Весь визит займет, мол, не больше пяти минут. Крно колебался, прекрасно понимая, что ему, дипломату, являться на дом к перекупщику, хоть и командиру Красной Армии, никак не следует. Но жадность взяла верх над здравым смыслом.
Кузнецову спешно забинтовали ногу, принесли костыли, на улице расставили людей для наружного наблюдения.
В назначенное время Крно приехал на трамвае номер 28, вышел на остановке «Сад имени Баумана», проверился, дошел до нужного дома, ещё раз проверился и нырнул в подъезд.
Кузнецов встретил его, прыгая на костылях, иногда морщился от боли. Тут он не слишком грешил истиной: ему наложили чересчур тугую повязку, ступня затекла, а перебинтовывать ногу было поздно.
Дипломат снял пиджак, под которым был широкий полотняный пояс со множеством кармашков на молниях. В каждом лежало по паре мужских или дамских часов «Мозер», «Лонжин», «Докса», других известных фирм.
В тот момент, когда Крно положил на стол тяжелый пояс, раздался звонок в дверь. Кузнецов проковылял на костылях в прихожую, отворил. Вошел Рясной с двумя оперативниками.
— Вам чего? — спросил Николай.
— Мы из домоуправления, в квартире под вами протечка потолка. Надо проверить вашу ванную и кухню.
Трое вошли в прихожую, в раскрытую дверь комнаты увидели человека без пиджака и на столе перед ним какой-то странный предмет, вроде дамского корсажа.
— А вы кто такой? — спросил Рясной.
Крно, побагровев, пробормотал что-то невнятное.
— Предъявите ваши документы.
— Но почему? — запротестовал Кузнецов. — Ваше дело протечка, вот и ищите ее.
— Никакой протечки нет, это предлог. Я начальник уголовного розыска Семенов. К нам поступил сигнал, что в доме скрывается опасный преступник. Мы проверяем все квартиры подряд, так что попрошу вашего гостя предъявить документы.
Крно растерялся. Меж тем один из оперативников уже расстегивал кармашки пояса и, словно фокусник, извлекал из них одну пару часов за другой.
Николай, продолжая игру, прилег на кровать, поудобнее пристроив ногу.
— Я дипломат, — заявил Крно и трясущимися руками протянул Рясному свою аккредитационную карточку.
— В таком случае, — заявил лже-Семенов, бросив взгляд на груду часов, — я должен сообщить о вашем задержании в наркомат иностранных дел.
Он поднял трубку и стал наугад вращать диск. Крно схватил его за руку.
— Не надо! Кузнецов вмешался:
— Мужики, кончайте базарить, сейчас ко мне врач придет.
Заикаясь, весь вспотев, Крно стал умолять:
— Пожалуйста, не надо никуда звонить, — Указал пальцем на корсаж с часами. — Здесь целое состояние, забирайте хоть все.
По знаку Рясного оперативники вышли, но один из них перед этим вынул из-под плаща фотоаппарат и сделал несколько снимков. Крно окончательно сник.
— Часики ваши нам не нужны, — ответил Рясной, — но договориться можно.
Крно молча кивнул головой, он был на все согласен. Вербовка состоялась.
Следующая встреча оперработников с дипломатом произошла на другой конспиративной квартире неподалеку от «Шарика» — так ласково называли москвичи завод шарикоподшипников — через три дня. Крно принес посольские шифры. В дальнейшем он доставлял множество секретных и важных документов, которые тут же переснимали специалисты. Крно также сообщал сведения, которыми с ним делились в германском посольстве, в частности о ходе военных действий в Югославии весной 1941 года, о подходе воинских частей вермахта к границам СССР, пересказывал свои беседы с германским послом Шуленбургом, его речи на раутах с послами стран прогерманской ориентации.
Кузнецов в этих встречах участия уже не принимал. Он переключился на проникновение в посольство Германии.
«Одной из наиболее интересующих нас фигур в германском посольстве был военно-морской атташе Норберт Вильгельм фон Баумбах, активный разведчик, прекрасно владеющий русским языком, — продолжает свой рассказ В. С. Рясной. — Он много ездил и ходил по Москве, не чурался дам легкого поведения, имел агентуру, которую мы частично знали.
Баумбах один, без семьи, жил на улице Воровского (ныне снова Поварская), неподалеку от того здания, где потом обосновался театр-студия киноактера. Перед нашим отделением была поставлена задача забраться в его документы, чтобы полностью выявить агентурную сеть. Знали, что дома он держит сейф, но квартира никогда не пустует: когда Баумбах отсутствует, в ней занимается хозяйством горничная из русских немок, довольно миловидная особа лет тридцати.
Кузнецов познакомился с ней на нейтральной почве, завязал флирт, выяснил, когда Баумбах отсутствует. В подходящий день Кузнецов увел горничную в кинотеатр «Баррикады», что на Пресне, напротив зоопарка, мы же с мастером оперативно-технического отдела Пушковым проникли в квартиру. Пушков вскрыл сейф, вынул документы. Их пересняли и вернули на место, не оставив после себя никаких следов. Агентурная сеть гитлеровского разведчика была практически полностью выявлена, а затем и обезврежена. Самого Баумбаха мы потом сумели скомпрометировать на почве его чрезмерного увлечения женским полом—на квартире у Красных Ворот, где он развлекался с одной из своих знакомых. Проделали это с помощью скрытых фотокамер. В интересах контрразведки Кузнецов сумел очаровать горничных норвежского и иранского послов (обе были, к слову, немками), а также жену камердинера посла Германии Ганса Флегеля Ирму. Потом, кстати, подобрались и к самому Флегелю, тоже при участии Кузнецова. Флегель был настолько убежден в пронацистских и прогерманских симпатиях Шмидта, что на Рождество 1940 года подарил ему… членский значок НСДАП, а позже достал экземпляр книги Гитлера «Майн Кампф». Потом Кузнецов добился прямо-таки невероятного: он уговорил камердинера показать ему квартиру посла в Чистом переулке, а потом составил точный план расположения комнат и подробнейшее описание его кабинета. От Флегеля мы узнали немало важного. В частности, он сообщил о любопытном и примечательном факте, подслушав разговор посла с одним из сотрудников. Это было уже в конце апреля 1941 года. Шуленбург тогда
