согнулась над клумбой. Она припомнила, что в октябре в пылу сельскохозяйственных забот высеяла здесь пакетик со смесью семян разных однолетних культур. Ладно, пусть остаются все, спокойно решила она, а там посмотрим. Весеннее солнце сверкало на ее коротких медных кудрях и увеличивало количество крошечных веснушек на аккуратном прямом носике. Было жарче, чем ей казалось. Флорри опустила лопатку, подняла сброшенную было шляпу с большими полями и решительно водрузила ее на голову.
— Черт побери, я уехал в деревню, чтобы обрести мир и покой!
Испуганная Флорри резко обернулась и лишь затем поняла, что обращаются не к ней. Низкий, волнующий голос доносился с другой стороны плотной живой изгороди.
— Мир! — За этим последовало громкое насмешливое фырканье. — Я прожил здесь всего неделю, но каждая надоедливая особь женского пола, проживающая в этой деревне — нет, во всем Дорсете, — успела сунуть сюда свой нос...
— Энтони, дорогой, не преувеличивай, — прервал его безмятежный женский голос, а затем задумчиво добавил: — А я думала, что ты переехал сюда, чтобы быть ближе к нам с отцом.
— Они давали советы, предлагали посидеть с двойняшками, гадали, в какой из местных клубов я вступлю...— раздавалось под мерный звук пилы.
— Дорогой, они просто старались быть с тобой полюбезнее. Так сказать, приветствовали нового члена деревенской общины.
— Но я не хочу быть членом общины! У меня нет ни малейшего желания наслаждаться колокольным звоном, присоединяться к кружку любителей пива, вступать в клуб садоводов или местную ассоциацию поклонников драматического искусства...
Флорри подняла брови и поправила большие солнечные очки. Местные общественные организации как-нибудь проживут и без этого типа, подумала она. Чувствуя некоторую неловкость оттого, что она подслушивает чужой разговор, хотя и невольно, женщина сорвала одуванчик, поднялась на ноги и отряхнула коленки.
— Что собой представляет твоя соседка? — спросил женский голос.
Последовало еще одно презрительное фырканье.
— Одинокая женщина. Дипломированный бухгалтер. Работает в каком-то коммерческом банке.
Флорри поджала губы и сунула одуванчик в ведро. Доброе старое деревенское вино...
— Ни одного мужчины поблизости. Компенсирует недостаток личной жизни тем, что работает с утра до ночи. Ее биологические часы начинают отсчитывать вторую половину третьего десятка.
Ну хватит! Флорри, в которой чувство унижения боролось с чувством юмора, подняла лопатку и ведро с сорняками.
— Ты познакомился с ней? Дорогой, кажется, эта верхняя ветка тоже совершенно засохла.
— Не совсем. Вчера утром она появилась на крыльце с футбольным мячом Джерри. Какого черта она не могла просто перебросить его через изгородь?
У Флорри из глаз посыпались искры. Действительно, какого черта она решила, будто настало время познакомиться с новыми соседями, а заодно сказать, что они могут заходить за своими мячами в любое время дня и ночи?
— Я не удосужился выйти, и она оставила мяч на крыльце.
Последовал легкий вздох.
— Энтони, ты же был таким вежливым мальчиком...
— А вчера вечером я заметил, что она подглядывает за нами из окна второго этажа.
Господи, она закрывала окно и случайно заглянула в соседский сад, где высокий темноволосый мужчина играл в крикет с двумя маленькими мальчиками, похожими друг на друга как две капли воды. Какая жалость, что он выбрал именно этот краткий миг, чтобы поднять взгляд... Флорри задумчиво посмотрела на свою лопатку. Похоже, она занимается ерундой.
— Дорогой, тебе не кажется, что ты слишком самонадеян? Неужели ты думаешь, что каждая одинокая женщина непременно имеет на тебя виды?
Глаза Флорри замерцали от сдерживаемого смеха.
— Они имеют виды не на меня. Их интересуют близнецы. Я только вхожу в набор. — В глубоком, сочном голосе мелькнула тень насмешки над самим собой; затем он вновь стал мрачным. — Но мальчишки не ищут себе мать, а я, черт меня побери, не ищу жену. Это мужское хозяйство, и таким оно и останется.
Флорри сдавленно фыркнула. Неужели какая-нибудь нормальная женщина захочет иметь с ними дело?
— Да, дорогой. Когда твой отец вернется с близнецами из бассейна, я попрошу его взглянуть на твой зуб мудрости.
— Зачем же заставлять отца трудиться в воскресенье? И завтра успеется.
— Он все равно собирался пару часов поработать с документами. Кроме того, ты можешь, конечно, дотянуть до завтра, но я сомневаюсь, что это выдержат все остальные.
На мгновение наступила тишина, а затем раздался смешок.
— Неужели я все утро был таким несносным?
— Ты никогда не умел терпеть боль молча, — ответил ему нежный голос, под слегка насмешливой интонацией которого скрывалось глубокое чувство. — Сходить за лестницей?
Флорри получила предупреждение заранее и могла бы спешно отступить, но она не собиралась позорно бежать из собственного сада.
Поэтому когда на фоне веток огромного ясеня возникла темноволосая голова, красиво посаженная на сильные, широкие плечи, молодая женщина изобразила солнечную улыбку.
— Привет... — весело начала она и вдруг осеклась. При виде этих твердых, точеных черт у Флорри перехватило дыхание и по телу побежали мурашки.
Не может быть...
Она с трудом перевела дух, обругала себя идиоткой и криво усмехнулась. Неужели даже после стольких лет ей достаточно увидеть хорошо вылепленную голову, упрямый квадратный подбородок и услышать низкий, глубокий голос, чтобы почувствовать себя застигнутой врасплох?
Да нет, невозможно. Тот мужчина принадлежал прошлому. В тот вечер, когда они расстались, Флорри твердо знала, что больше никогда его не увидит.
Она снова подняла глаза. Конечно, какое-то сходство есть, попыталась убедить себя Флорри, но этот мужчина казался более сильным, более внушительным. Его бесстрастное лицо, словно высеченное из гранита, было исполнено усталого цинизма.
— Флорри Барнард, — быстро представилась она.
Лет тридцать пять. Нет, не он! Это невозможно. Он не может быть ее новым соседом. Не подводит ли ее память? Это смуглое лицо иногда все еще снилось ей по ночам, но, когда Флорри просыпалась, испытывая невыразимое чувство потери, образ терял свои очертания, становясь расплывчатым и неопределенным. Они пробыли вместе слишком недолго.
Если мужчина и заметил ее секундное замешательство, то не подал виду. В его синих глазах не было ничего, кроме ленивого любопытства. Он неодобрительно оглядел Флорри с головы в шляпе до ног, обутых в сандалии, заставив ее застыть на месте от обиды. Незнакомца ничуть не интересовало, слышала она его слова или нет. Если и слышала, какая, в сущности, разница? — словно читала Флорри по его лицу.
— Энтони Гриффитс, — четко ответил он, не сделав попытки улыбнуться. Короткие рукава голубой рубашки обнажали предплечья, такие же загорелые, как и сильные худые пальцы, державшие пилу.
— Как устроились? — жизнерадостно спросила Флорри, не обращая внимания на болезненно забившееся сердце. Значит, вот как его звали... — Уверена, вы с удовольствием будете жить в деревне и станете частью нашей маленькой, но дружной общины.
Уголки плотно сжатого рта поднялись вверх, и улыбка так преобразила это упрямое, жесткое лицо, что у Флорри похолодело в животе. Сомнений больше не оставалось. Это он.
— Непременно, мисс Барнард, — протянул Энтони Гриффитс; улыбка, читавшаяся в синих глазах, говорила о том, что он все понял. Наверняка она слышала его предыдущую тираду и теперь подтрунивает.
— Миссис Барнард, — тут же поправила его она, сама не понимая, зачем ей это понадобилось. После переезда вся деревня, к огромному облегчению Флорри, сочла ее старой девой. Молодая женщина не
