возвращаться.
— Справедливо. Тогда, может, займемся любовью?
— Нет.
— Дьявол. — Кельвин поднялся. — В таком случае мне придется ложиться спать в одиночестве. Сегодня был трудный день, да и завтрашний будет не легче.
— Ты покажешь мне Шайану?
— Что?
— Это единственная часть работы, которую я хочу увидеть. Эта девушка, Шайана, «суперлипучка».
— По-прежнему боишься ее?
— Не знаю. Нет, наверное. В смысле, мы видели достаточно ненормальных на этом шоу, но… В общем, она просто не выходит у меня из головы. Что-то здесь не так. Я не знаю, с чего я это взяла, но это правда.
Кельвин открыл полную дисков коробку и, проверив временной код по размеченному сценарию, который монтажер Пенни впихнула ему в руки в конце дня, вставил один диск в компьютер.
— Значит, ЕКВ тебя не интересует? — спросил он, вводя код. — Я думал, что это он является ключом к нашим отношениям.
— Меня он интересует, но после того, как я сделала выбор, я хочу действительно держаться в стороне. Я не хочу вмешиваться, мне кажется, это будет нечестно. В конце концов, тебе нужно делать свое дело, а я и без того все сильно запутала. Но эта девушка, Шайана, я не знаю почему… Это никак не связано с шоу или с профессиональным интересом, я искренне беспокоюсь за нее.
— За нее?
— Ну, за нее и, если честно, за тебя тоже.
— Ты думаешь, что она повторит подвиг убийцы Джона Леннона?
Наконец он озвучил его. Тайный страх, живущий во всех известных людях.
— Может быть.
— И не думай, что мне это не приходит в голову. Особенно в Америке. За последнего победителя было подано более шестидесяти миллионов голосов. Даже если учесть, что каждый позвонил по десять раз, получается шесть миллионов человек, которым вовсе не насрать на парня, которого я страшно обидел. Иногда я думаю, не найдется ли среди этих миллионов ненормальных фанатов кто-то, кто подумает, что старому гадкому Кельвину пришло время присутствовать на собственном суде…
— Или это будет один из конкурсантов.
— Да. Точно. Но что поделаешь? У меня по-прежнему больше шансов попасть в руки грабителей в Найтсбридже или угодить под машину, подцепить птичий грипп или инфекцию во время операции на вросшем ногте. Жизнь слишком коротка, говорю я. К тому же мне не нравится мысль, что кто-то может меня запугать. Да ну их к черту.
— Ты крутой парень, верно?
— Ну да, надеюсь. Очень крутой. Ну вот… — На экране появилось застывшее лицо Шайаны. — Вот ее сюжет с Кили.
Кельвин нажал на воспроизведение, и Кили, как всегда энергично, бросилась с экрана в бой.
«А это Шайана!! — крикнула Кили. — Она та еще штучка. Да! Ты готова задать всем жару, детка?
— Да, Кили, я готова задать всем жару, — ответила Шайана четко и ясно, словно принося присягу. — Это моя единственная возможность. Это мой единственный шанс.
— Да! — крикнула Кили. — Хватай его, детка! Ты сделаешь это.
— Я схвачу его, Кили. Я сделаю это. Я съем его».
Эмма наклонилась вперед и нажала на паузу, остановив запись.
— «Съем»? — сказала она. — «Съем его»? Никогда такого раньше не слышала. Все собираются сделать это, никто обычно не хочет съесть свой шанс. Это ужасно.
— Почему? — ответил Кельвин. — Ну, хочет она его съесть, мне кажется, это довольно справедливо.
Кельвин нажал на воспроизведение. Кили снова заговорила.
«Детка, ты пришла сюда одна, — сказала она. — Почему? Чтобы сосредоточиться? Чтобы тебя никто не отвлекал? Или твоя семья и друзья не согласны с тем, что ты делаешь, и не понимают тебя?»
Эмма улыбнулась. Кили просто умница. Ее серьезно недооценивают. Люди думают, что она просто болтливая милашка, которая всем сочувствует и знает, как визжать от восторга, но на самом деле она способна на большее.
— Меня тоже заинтересовал вопрос о семье, — сказала Эмма, снова нажав на паузу. — Шайана казалась очень одинокой. Но я помню, как Челси сказала, что не станет давить на это. Поразительно, что Кили все же использовала это.
— Да. Кили молодец, — согласился Кельвин, — хотя я думаю, ты смогла бы делать ее работу лучше. К тому же ты намного симпатичнее.
Эмма покраснела и снова нажала на воспроизведение.
«Да, Кили, — сказала Шайана, — ты права. Мои родные совершенно не согласны со мной. Они не понимают, чего я хочу. Что мне нужно. На что я способна. Это одна из причин, по которым я здесь. Чтобы показать им. Заставить их понять. Их и всех, кто когда-либо смеялся надо мной».
После небольшого продолжения светской беседы Шайану проводили в зал. Запись остановилась, затем лицо девушки появилось снова, на этот раз перед судьями в зале для прослушиваний. Сцены еще не были смонтированы в нужной последовательности, и поэтому был виден только крупный план Шайаны. Однако голоса судей звучали отчетливо.
«Привет, привет. Как тебя зовут?» — послышался вопрос Берилл.
«Меня зовут Шайана, Берилл, и я здесь для того, чтобы потрясти ваш мир».
«Правильно! Вперед, девочка. Ты выглядишь роскошно».
«Спасибо, Берилл», — ответила Шайана.
— Это неправда, — вмешался Кельвин. — Я никогда не видел столько косметики, выглядит как маска. Некоторые девушки — сами себе враги.
— Тише, — сказала Эмма.
«Я очень нервничаю», — говорила Шайана.
«Не стоит, детка, — проворковала Берилл. — Здесь все твои друзья, и ты выглядишь классно».
«Прежде чем мы начнем, Шайана, — вмешался Кельвин, — расскажи нам немного о том, насколько сильно ты хочешь победить».
«Кельвин, я очень сильно хочу этого».
«Все очень сильно хотят этого, Шайана. А очень сильно — это как?»
«Ну, — ответила Шайана, помолчав немного и подумав, — я думаю, Кельвин, что готова умереть за это. Я думаю, что, если бы я могла заключить сделку с Богом, чтобы все мои мечты сбылись и все бы поверили в меня так, как верю я, и не смеялись бы надо мной больше, если бы все сказали: „Да, Шайана, у тебя действительно есть талант, твой собственный талант, и ты хорошо поешь“, — я была бы готова умереть после этого».
«Ух ты, — сказал Кельвин, и, хотя он был за кадром, все зрители, которые хоть один раз видели шоу „Номер один“, поняли, что он только что кивнул с изумленно-насмешливым видом, словно поражаясь напряженности людей, которые якобы так случайно появлялись перед ним. — Ты действительно хочешь этого, верно?»
«Я же сказала, Кельвин. Я хочу этого так сильно, что могла бы умереть».
Эмма нажала на паузу.
— Или убить. Это оборотная сторона медали. Эта девушка меня пугает.
— Ой, Эмма, да хватит тебе. Единственный человек, кому она сможет причинить вред, — это она сама. Она первоклассная, двадцатичетырехкаратная жертва. Это любому понятно.
— Ну да, всякое бывает. Кто знает, может, когда-нибудь, размышляя о том, что она хотела умереть, потому что так никому ничего и не доказала, она может внезапно подумать: «Постойте, зачем это мне умирать? Как насчет того мерзавца, который вышвырнул меня из шоу?»
