Глава 47
Айртон Сенна не должен был умирать.
Эта мысль пришла ко мне как откровение и отдалась болью, когда я лежал на заднем сиденье машины Дэнни.
Мы ехали в ветлечебницу. Я вдруг ясно понял: Сенна не должен был умереть. На трассе Гран-при в городке Имола. На повороте Тамбурелло. Он мог уйти оттуда живым.
В субботу, за день до гонки, Рубенс Баррикелло, друг и протеже Сенны, серьезно пострадал на трассе. Еще один гонщик, Роланд Ратценбергер, погиб во время тренировочного заезда. Сенна забеспокоился, меры безопасности показались ему недостаточными. Утром в воскресенье, вдень гонок, он собрал пилотов и предложил создать новую группу по наблюдению за мерами безопасности. Его выбрали председателем.
Говорят, ощущение у него перед теми гонками Гран-при Сан-Марино было двойственное. Именно в то воскресенье он всерьез задумался о том, чтобы расстаться со спортом.
В тот злополучный день, первого мая одна тысяча девятьсот четвертого года, Сенна принял участие в гонках. Его машина не прошла печально известный поворот Тамбурелло, крайне опасный и скоростной, она сошла с трека на скорости около двухсот километров в час и врезалась в бетонное ограждение. Часть сломавшейся подвески пробила шлем Сенны. Он умер мгновенно.
А может быть, он умер в вертолете на пути в больницу, куда его отправили, вытащив из-под обломков машины.
Сенна остается загадкой — и в жизни, и в смерти.
О его гибели спорят по сей день. Камера, установленная в машине, странным образом исчезла. Различаются и отчеты о смерти. Вмешались высшие чины Международной автомобильной федерации. Известно, что в Италии, если гонщик умирает на трассе, расследование начинается сразу же, а гонки прекращаются. Известно также, что отмена гонок несет ФИА гигантские потери — недополучаются спонсорские деньги, падает доход от показа гонок по телевидению, и так далее. То есть коммерческая часть рушится мгновенно. Однако если гонщик умирает на пути в больницу, например в вертолете, гонки продолжаются.
Известно, что первым после аварии к Сенне подбежал Сидни Уоткинс, который позднее рассказывал: «Мы вытащили его из кабины и положили на землю. В этот момент он вздохнул, и хотя я агностик, все равно могу поклясться, что видел, как отлетела его душа».
Знает ли кто-нибудь полную правду о смерти Айртона Сенны, тридцатичетырехлетнего гонщика? Я знаю, и я сейчас скажу ее вам. Его боготворили, обожали, им восхищались, его славили и уважали. При жизни и после смерти. Он — великий человек. Великим он был. Он навсегда останется великим.
В тот день он умер, потому что тело его отслужило, выполнило свое предназначение. Душа его свершила все, для чего приходила в мир, узнала все, что ей было предначертано узнать, и улетела с миром. Пока Дэнни мчался к доктору, чтобы тот подлатал меня, я понял: если бы я сделал здесь, на земле, все, к чему был призван, если бы к моменту аварии познал все, мне необходимое, я бы сбросил свою оболочку в ту же секунду, когда машина ударила меня, умер бы на месте.
Но я не умер. Поскольку не закончил свои земные дела. Для меня еще осталась здесь кое-какая работа.
Глава 48
Разные входы — для собак и кошек. Вот что мне больше всего запомнилось. Еще один вход для заразных животных, куда пускали всех, без дискриминации по признакам пола и происхождения. Очевидно, что кошки и собаки равны, если они заразны.
Вспоминаю, как долго и больно врач мял и вертел мои лапы и бедра. Потом мне сделали укол, и я ненадолго уснул.
Когда проснулся, голова у меня еще немного кружилась, но зато прошла боль. Я услышал обрывки разговора, термины «дисплазия», «хронический артрит», «перелом без смещения тазовой кости». Потом были еще термины: «пластическая хирургия», «операция по жизненным показателям», «срастание», «болевой порог», «кальцификация», «закрепление». Наконец мое любимое слово: «старый».
Дэнни вынес меня в приемную, положил на темно-серый коврик. В ее полумраке мне было покойно. Заговорил помощник врача, но что именно — плохо помню, поскольку в голове у меня еще был туман. «Рентген», «успокаивающее», «анализы и диагноз». «Инъекции кортизона», «лечение обезболивающими». Потом — «доплата за ночной прием». И разумеется, восемьсот двадцать долларов.
Дэнни передал врачу кредитку. Нагнулся и погладил меня по макушке.
— Все будет хорошо, Цо, — сказал он. — У тебя трещина в тазовой кости, но это не страшно. Зарастет. Потерпи немного.
— Мистер Свифт?
Дэнни выпрямился и подошел к столу. — Банк не принимает вашу карточку. Дэнни застыл.
— Не может быть.
— У вас есть другие карточки?
— Да, пожалуйста.
Оба они смотрели, как синенький автомат заглотнул карточку и через несколько секунд выплюнул ее. Помощник покачал головой.
— Вы превысили счет.
Дэнни нахмурился, извлек еще одну карточку.
— Карточка для банкомата, — пояснил он. Они снова ждали, результат оказался таким же.
— Какая-то ошибка, — произнес Дэнни. Я почувствовал, как сердце его забилось сильнее, дыхание участилось. — Я только что положил на счет деньги, недельную зарплату. Может быть, их еще не зачли?
Врач-ветеринар, сидевший позади, приблизился к нам.
— Какие проблемы? — спросил он.
— Послушайте, я полчаса назад сделал очередной вклад. Снял немного наличных. Вот же… — Дэнни потряс перед врачом банкнотами. — Они, наверное, еще не зачли деньги на счет. Идет проверка или что там, — говорил Дэнни; голос его дрожал от волнения. — Я знаю, деньги у меня на счету есть. Есть еще накопительный счет. Я завтра же утром переведу вам всю сумму.
— Не беспокойся, Дэнни, — отозвался врач. — Я уверен, тут какая-то ошибка. — Он повернулся к помощнику. — Выдай мистеру Свифту квитанцию на оплату. Сумму укажи — триста долларов, а Сюзанне оставь записку, пусть утром проверит его карточку и снимет остаток.
Помощник взял у Дэнни деньги. Тот внимательно наблюдал затем, как помощник выписывает квитанцию.
— Двадцать долларов не оставите? — нерешительно спросил он. Я видел, как дрогнули его губы. Он был потрясен и смущен происходящим. — На бензин, — пояснил он.
Помощник взглянул на врача, тот, опустив глаза, молча кивнул, и пожелав всем доброй ночи, направился в свой кабинет. Помощник отдал Дэнни квитанцию и двадцатидолларовую банкноту. Дэнни понес меня к машине.
Мы вернулись домой, Дэнни положил меня на коврик, а сам опустился в кресло, обхватил голову руками и долго сидел в темноте. Комнату освещал лишь свет уличных фонарей.
— Не могу больше, — прошептал он. — Все, сил у меня нет.
Я поднял голову. Он разговаривал со мной. Обращался ко мне.
— Они меня сломали. Победили меня. Понимаешь? У меня нет денег тебе на лечение. Мне не на что купить бензин. У меня ничего нет, Энцо. Все, конец.
О, как же мне не хватало умения разговаривать по-человечески! И как хотелось иметь большие пальцы! Я бы схватил Дэнни за грудки, придвинул его к себе поближе, чтобы он кожей почувствовал мое
