нам сообщили, что нужно забрать арестованного и уехать, не мешая работе медицинского центра.
— Вам это не показалось странным?
— Ну, вообще-то нет, сэр. Дело было легкое, а когда нас много, мы действительно довольно сильно шумим.
— Сержант, когда я закончу с этим, я хочу, чтобы вы связались со штабом и расспросили об этом полковнике Уиллоу. Я бы очень хотел с ним поговорить.
Сержант заверил Кингсли, что непременно займется этим, и на некоторое время в мрачном помещении воцарилось молчание, пока Кингсли обрабатывал входное пулевое отверстие между глаз покойного. Наконец он убедился, что собрал из раны все возможные доказательства.
— А вы знали, сержант, — сказал Кингсли, — что среди вещей виконта Аберкромби был найден только один сапог?
— Нет, сэр, не знал.
— Однако это так, и я знаю, что случилось со вторым сапогом. Его использовали в качестве глушителя. Убийца надел на пистолет голенище сапога Аберкромби и выстрелил через каблук. Я нашел резину, кожу и, как мне кажется, волокна шерсти. Возможно, убийца засунул в сапог носки. Видимо, он забрал с собой сапог, когда сбежал из замка.
— Кто бы мог подумать, — сказал сержант.
— Просто невероятно, — добавил старший офицер медслужбы.
— Это также объясняет тот факт, что пуля не пробила череп Аберкромби насквозь: каблук был препятствием. И кстати о пулях, давайте ее достанем.
Используя скальпель и пинцет, Кингсли залез в рану, глубоко проникнув под кожу покойного, и вытащил искомый предмет. После этого он промыл пулю и поднялся с ней наверх, где было светлее. Там при помощи лупы сержанта он сравнил ее с пулей, которую достал предыдущей ночью из тела немецкого повара.
— Боже мой, — произнес он через некоторое время, — я думал, что мне понадобится микроскоп, но все ясно как день.
— Что такое, сэр? — спросил сержант.
— Стволы разные, сержант. Они отличаются не сильно, но достаточно, чтобы оставлять свою уникальную роспись на каждой выпущенной пуле. Эти две были выпущены из разных пистолетов.
— Нет, сэр!
— Да, сэр! Револьвер, который был найден у рядового Хопкинса и из которого была выпущена эта, — сказал Кингсли, показав пулю, добытую им в окопе, — не имеет ничего общего с
45
Снова в бой
В тот вечер, несмотря на предыдущую бессонную ночь, Кингсли вернулся в окопы. Теперь он не чувствовал потребности во сне; тайна начала приоткрываться, и Кингсли пустился по следу.
Пробираясь по залитым водой доскам, системе коммуникаций Ипрского выступа, он увидел, как шедший перед ним солдат, согнувшийся под мотком колючей проволоки, оступился и утонул. Исчез и задохнулся, и все в одну секунду. Кингсли понимал, что не сможет ему помочь, он успел только отметить этот ужасный пример непредсказуемой жестокости войны.
Наконец дорога из досок закончилась, и Кингсли спустился в окопы, пробираясь по узким переходам к передовой британского фронта.
— Эй, там! Ребята! — крикнул он группе рядовых, которые несли завтрак, свежую воду и ром для скрючившихся под брустверами солдат перед боем. — Рота «С». Где я могу найти роту «С»?
Кто-то махнул ему рукой, чтобы шел прямо, другие только пожали плечами. Некоторые сделали вид, что не слышат, а кто-то действительно не слышал, так как заградительный артобстрел грохотал вовсю.
— Я должен найти парня по имени Маккрун. Рядовой Маккрун. — Кингсли пытался перекричать шум дождя и грохот орудий.
— А нам какое дело? — крикнули ему в ответ.
Чем мог пригрозить им Кингсли, что было бы страшнее приговора, который уже был вынесен десяткам тысяч солдат, бегающим и прячущимся в воронках? Солдатам, которым вскоре предстояло подняться из этой грязи и в заданном порядке проследовать навстречу немецким пулеметам? Погоны Кингсли были здесь бессильны. Он был один, а солдат, который ответил ему с таким презрением, сидел здесь со своими товарищами. Перед рассветом было темно, яростно хлестал дождь, грязь и вода стояли по пояс, и грохот тысяч пушек был невыносимый. Никому не было дела до полицейского, который забрел слишком близко к месту, где стреляли на полном серьезе.
К тому же, подумал Кингсли, пробираясь мимо них, солдат был прав. Кому,
Путь был неимоверно трудный, но расстояния стали меньше, и вскоре Кингсли оказался в передовом окопе. Линия фронта представляла собой тонкую полоску грязи и колючей проволоки, а за ними была Германская империя. Так было во время Первой битвы при Ипре и во время Второй и снова повторялось во время Третьей. В этом ужасном месте ничего не менялось годами. Снаряды теперь взрывались прямо у передовой, перетряхивая кости солдат, погибших в предыдущей битве и в битве до нее.
Какой-то остряк написал на доске: «Гриль-бар Савой».
— Маккрун! — крикнул Кингсли. — Рядовой Маккрун!
Продираясь вперед и обходя солдат, он всматривался в их лица. Он знал, что отряд Маккруна где-то здесь, у него было представление о том, как выглядит нужный ему человек, но проходили минуты, а он его не видел. Все солдаты выглядели одинаково: вымазанные в грязи, с горящей папиросой между зубов, с порцией рома в руке, все замерли в ожидании, у всех с касок капает вода. На их лицах застыло что-то среднее между восторгом и ужасом.
— Пять минут, — крикнул офицер. — Шесть штыков.
Даже разрывы снарядов не смогли заглушить скрежет стали вынимаемых штыков.
— Помните, парни, — сказал старшина отряда, — колите не слишком глубоко. Не стоит тратить хорошую сталь на немца. Три дюйма — больше не надо, в шею или в грудь, а потом вытаскивайте и ищите следующего.
— Рота «С»? Это рота «С»? — обратился Кингсли к старшине.
— Да, это мы, сэр. Вы пришли арестовать немцев?
Сидящие вокруг заулыбались и подняли кружки с ромом. Хороший старшина мог одной своей твердостью превратить нервных мальчишек в героев.
— Я ищу солдата по фамилии Маккрун, — крикнул Кингсли.
— При всем уважении, сэр, осталось меньше пяти минут. Думаю, вам нужно поискать его в другой раз.
— В другой раз может быть слишком поздно!
— Сэр, сейчас мы пойдем в наступление. Здесь не место людям, которые не идут с нами. Даже военным полицейским. Так что, сэр, предлагаю вам уйти или взять оружие и помочь нам.
Окружающие радостно его поддержали.
— Старшина, это вопрос жизни и смерти!
