А Роза упала… Дом, в котором живет месть

— Девушка одна на меня рассердилась и выстрелила из травматического пистолета. Вот, в ногу попала.

— Ты думаешь, что рассказал историю, но с этим не согласятся даже глухонемые эскимосы из арктических вечномерзлых степей.

— В Арктике нет степей. Там тундра.

— Это ты тундра! Рассказывай про пулю.

— Расписать пулю — это стандартное выражение, которое зачастую можно услышать от любителей преферанса… а-а-а-а, больно! Отдай ухо.

— Не отдам. Еще сейчас укушу. Вот думаю: возможно ли человека укусить за лоб? Сейчас проверю. Сейчас…

— Зачем? Зачем тебе эта дряхлая историйка?

— Я задумала узнать про тебя ВСЕ. Мне важно. Что молчишь?

— Задумался. Очень давно никто не задумывал узнавать про меня ВСЕ. Про пулю, значит, желаете. Пуля как пуля. Девушка как девушка. Познакомились в аэропорту. Я провожал московского коллегу. Девушка прилетала откуда-то, никто ее не встретил, какие-то накладки, что ли, вызывали такси, оно не приехало, в общем, проблемы. Стоит, рыдает меж чемоданов. Вещей у нее полным-полно. Помог девушке. Доставил до дому. Она у черта на куличках жила, в негритянском поселке. Улица Конноармейская. Знаешь такую?

— Как не знать. Это моя любимая улица города.

И что у нас далее?

— Заглянул на чашечку…

— Кофе.

— Кофе мы не пили.

— Ну ясное дело. Какой уж тут кофе. Когда кругом прелестные обнаженные девушки с травматическими пистолетами.

— Пистолет потом появился.

— Потом… ага…

— Она была чертовски ревнива. Выслеживала меня, кралась даже как-то, пласталась по стеночке.

— Кралась? Как мило.

— Да, мне тоже очень-очень нравилось.

— И что? Застукала на месте преступления?

С новейшей любовью?

— Какого еще преступления! У нас с ней и отношений-то никаких не было, только секс. И то нечастый.

— Это ты про пистолет? Или про новейшую любовь?

— Про пистолет — в твоей терминологии.

— Ага. Так она, очевидно, так не считала.

И много у тебя таких было девушек, в формате «только секс без отношений»? Это, что ли, прикольно? Когда только секс. Без отношений. Опять ты молчишь.

— Да я вот думаю, душа моя. Может, их и не было совсем?

— Кого?

— Девушек.

— Ха.

— Ха.

* * *

— Как твои дела? — с интересом спросил Лукаш Казимирович, удобно устроившись на каменном парапете чаши фонтана. В пальцах он вертел какую-то мохнатую травинку.

— Дела? — Юля задумалась. Если она последние пару дней и расставалась с Лукашем Казимировичем, то очень ненадолго, никаких дел не имела, кроме него. Но вряд ли нормально будет сказать сейчас: «Когда я влюблена, то больше ничем заниматься не умею…» — поэтому Юля нейтрально ответила:

— Да все хорошо, спасибо.

— За что? — удивился математик. — Милая, за что?

У него получилось «мивая», и Юля уже привычно наполнилась нежностью. «Мивая…» Хорошо-то как!

— Болтаете, суки, — поприветствовал их вывернувший из-за угла Дома Юраня. Он переоделся к ужину, и вместо камуфляжной майки его неширокие плечи уютно укутывала полноценная тельняшка, полосатая, естественно.

— Ну как вчера? — светски осведомился Юраня. — Мля?

— Вас что-то конкретное интересует? — Лукаш Казимирович выбросил мохнатую травинку и взял Юлин мизинец. Юля улыбнулась.

— Нет, — отказался Юраня, — если вот честно, то меня, мля, нихера из похорон не интересует. Я просто так спросил, уважение сделать… Ритке не сдадите? Я вам сейчас веселое расскажу…

— Конечно же, нет! — горячо уверила Юля, жених Марго казался ей забавным, и, держась за руки с Лукашем Казимировичем, она была не прочь послушать «веселое».

— Я ведь не на работу вчера ездил, — доверительно начал Юраня, устойчиво присев на корточки, — звонит мне вчера подруга моя бывшая, Сонька. Я вот считаю, что с бабами все равно надо дружить, даже после всего. Принцип, короче, такой у меня. — Юраня приосанился.

— Ага, — сказал Лукаш Казимирович, — принцип.

— Принцип, мля! Так вот, звонит Сонька. Рыдает. Говорю: ну что, что случилось? Свидетели Иеговы объявили на завтра конец света? Гарант Конституции снова пообещал электорату лечь на рельсы? Тебя изнасиловал глухонемой карлик? Нет, отвечает, сам ты карлик, и дальше рыдать. В общем, через полчаса с трудом разобрал, что кто-то там ее бросил, и она повеситься хочет. Сонька баба-то серьезная. Думаю, сейчас повесится, а мне что? Всю жизнь виноватым ходи? Ну нет, думаю, сука, не выйдет это у тебя… Сигареткой не богаты? — немного отвлекся Юраня.

Лукаш Казимирович щедро предложил собеседникам угоститься кубинскими сигариллами из желто- клетчатой узкой пачки COHIBA Club. Юля осторожно затянулась, крепкий табак шершаво оцарапал горло и вольно закружил голову в ритме «и-раз-два-три, раз-два-три». Юраня крякнул, оглядел тонкую темно- коричневую сигариллу, уважительно прокомментировал:

— Забористые, уважаю… Ну так вот. Приезжаю к Соньке, открывает, рожа от слез опухла, глаз не видно, но я подготовился, не жалуюсь, достаю водку, мартини этот говенный, сладкая гадость, но бабам нравится. Смешиваю этот, коктейль. Пополам разбодяжил, короче, мартини с водярой, пей, говорю, сука, а то помогать перестану. Выпила. Немного оживилась, смотрю — бутыль вискаря уже тащит, нормуль. Рассказывай, говорю. Порыдала еще малёхо-малёхо. Рассказывает: хахаль ее последний вернулся к своей бывшей. Люблю, говорит, не могу, а ты нахер иди.

Юраня встал и немного походил, поддевая носком солдатского ботинка мелкие комья земли. Задумчиво посмотрел вдаль, где низкое солнце готовилось, поцеловав на ночь плоские курганы, проститься с ними на несколько часов.

— А я ей говорю: а что это ты вообще так переживаешь, непонятно, в первый раз, что ли, вот я тоже тебя бросил, и ничего? Да что ты, машет рукой, что ты, я с тобой чисто потрахаться, а его, сволочь, люблю, мы вместе работаем над проектом, и вообще — повешусь. Тут меня прямо осенило, гадом буду, как живое нарисовалось решение-то. Говорю: давай сюда его номер, ну телефонный, мля. Сейчас дядя Юра тебе все сделает, как надо. А ты выпей пока, вот мартини, зря, что ли, тащил? Звоню. Здрассьте, говорю вежливо так, а вот не подскажете ли мне телефон Софьи такой-то, я знаю, вы трудитесь, типа, вместе. Он насторожился, сука, нет, отвечает, не могу вам дать телефону, потому что не знаю, как Софья на это дело посмотрит. Я настаиваю. Телефон, говорю, гони, очень мне Софья нужна, старинный я ее приятель, говорю, очень хочу видеть и так далее. Тот насторожился еще больше, что такое, спрашивает, означает «и