Кто-то поставил на мне пробу,
Знать бы только, кто этот «кто»?
Человек не зол изначально. От рождения каждый чист, и как не определена его судьба, так не определен и моральный уровень. Генетика, что бы ни говорили противники усыновления приютских сирот, не решает, станет человек вором — или займется благотворительностью, начнет убивать — или же будет защищать людей, изобретет и продаст новый наркотик — или вырастет врачом, что спасет тысячи жизней. К сожалению, не решает этого полностью и сам человек. Характер, ценности, взгляды и нормы — все это формируется с раннего детства. Ничтожна вероятность того, что с младенчества знающий лишь голод, издевательства, побои ребенок вырастет высокоморальным, достойным человеком, ведь он с рождения полагает нормой именно издевательства и побои, и к окружающим будет относиться так, как относились некогда к нему. Мало кому хватает силы воли и стремления к добру, чтобы даже в самых скотских условиях остаться человеком. К сожалению, дети, выросшие в ласке и заботе, имеют ничуть не меньше шансов стать зверьем, нежели их сверстники, никогда ни ласки, ни заботы не знавшие, — увы, человек с гораздо большей легкостью и готовностью скатывается вниз, чем поднимается наверх. Человек почему-то чаще всего предпочитает легкий путь, как бы омерзителен он ни был.
А самое страшное, что каждое злое слово, каждый подлый поступок имеют свойство эскалировать. Чем больше человек видит зла вокруг себя, тем больше зла впускает в свою душу. Подросток отбирает у малыша игрушку и ломает ее, насмехаясь над неспособным постоять за себя ребенком — а в подсознании детеныша отпечатывается: так можно и даже нужно поступать. Запоминается преступный принцип, пресловутое право сильного. Вот только почему люди не хотят понимать: право сильного — это право помочь слабому стать сильным, право сильного — это право быть добрым. Но люди почему-то решили, что право сильного — это право быть мразью.
И ведь даже неплохие, в сущности, люди не думают о возможных далеких последствиях своих поступков. Простой человек, по-своему добрый и честный, возвращаясь вместе с сыном на машине домой, проезжает мимо пары пьяных отморозков, избивающих мальчишку. Отец бросает взгляд и поспешно отворачивается, нажимая на газ. Он — здоровый сильный человек, ему ничего не стоило бы разогнать ублюдков, вот только сегодня он устал и хочет поскорее домой. Он не думает о том, что сын не видел, как на прошлой неделе отец защитил от приставаний шпаны девушку возле метростанции. Сын увидел и запомнил, как папа равнодушно проехал мимо того, кому требовалась помощь. А кто авторитетен в глазах мальчика более, чем отец? И как знать, быть может, когда постаревший отец будет возвращаться из магазина и на него нападут наркоманы, мимо безразлично пройдет молодой человек, чей папа когда-то точно так же проехал мимо избиваемого мальчишки?
Поступки окружающих нас людей отображаются на наших характерах, мировоззрениях, судьбах, и чем авторитетнее для нас люди, тем сильнее влияют на нас их действия. Увы, мы редко можем влиять на них, и еще реже мы способны скорректировать их влияние. В детстве мы просто не осознаем, что происходит и как реагирует наше подсознание, а в более сознательном возрасте зачастую уже поздно. Но есть еще один фактор, влияющий не меньше, а порой даже и больше: наши собственные реакции, поступки и эмоции. И этот фактор в отличие от первого нам подвластен — если есть желание и готовность не поддаваться ищущему путь к нашей душе злу.
Злость, обида, ненависть, презрение, отчаяние — их много, наших внутренних врагов, и с какой радостью мы раз за разом проигрываем им! Злимся — и отталкиваем от себя, обижаемся — и отвергаем протянутую руку, ненавидим — и не замечаем, как собственной ненавистью убиваем чье-то зарождающееся добро, презираем — и отказываем в помощи, отчаиваемся — и не видим выхода. А ведь можно отказаться от мести и ненависти, отвергнуть презрение и обиду, изгнать прочь отчаяние — и мир станет светлее и добрее как к нам, так и к тем, кто вокруг. Жаль только, что для подавляющего большинства проще закрыться, отвернуться, отказаться от всего, что делает жизнь чище.
Олег Черканов, как и любой другой, изначально не нес в себе зла. И он был достаточно силен и богат духовно, чтобы суметь выдержать все то, что отравляло его детство. Вот только и в его жизни оказался момент, сыгравший роль бабочки на плечах штангиста: обменянные матерью на бутылку дешевой выпивки учебники, сумку с которыми он сорвал с плеча шестиклассника. Именно тогда Олег и решил, что мир — его враг и заслуживает только такого отношения, какое может быть к врагу. Он предпочел доверию — подозрение, дружбе — ненависть, пониманию — месть.
У Черканова было несколько воспоминаний, посвященных его оде ненависти к миру. Первое из них — та история с книгами. Второе — как его едва не до смерти избил один из материных собутыльников: мальчику не удалось достать им денег на выпивку. Грязный, поросший клочковатой бородой мужчина бил тринадцатилетнего мальчика, а мать стояла в стороне и азартно выкрикивала: «Врежь ему, Мишка, чтобы знал, как родную мать без куска хлеба оставлять!» В третьем воспоминании господствовала сердобольная женщина из соседнего дома, которая все пыталась подкармливать маленького волчонка, а Черканову казалось, что она издевается над ним и унижает его своей жалостью. Четвертое, пятое и шестое воспоминания оказались отданы мерзавцу Ветровскому. Как он посмел сначала так подставить Олега на приснопамятном экзамене, а потом с честными глазами лгать, что «хотел как лучше», и уверять, что пытался помочь? Страшно унизительным был и подслушанный в парке разговор Ветровского, в котором заклятый враг «договаривался» насчет бесплатного места для Черканова и этим разговором украл у Олега всю сладость заслуженной победы. Недавнее же происшествие и вовсе выбило юношу из колеи, правда, злился он в большей степени на себя. Это же надо, так опозориться — принять помощь Ветровского, позволить врагу увидеть его, Олега, в таком плачевном состоянии и даже не иметь возможности отказаться!
Стоит ли говорить, что именно за последнюю помощь Олег возненавидел Стаса сильнее, чем за все предыдущее?
Зато загадка самоубийства Кирилла Бекасова его больше не волновала. Много чести этому надутому индюку, гордому собственным успехом, красотой, деньгами!
Да, до своей гибели — вне зависимости от ее обстоятельств — Бекасов был врагом номер два для Олега, сразу же после Ветровского. И сам Кирилл ужасно удивился бы, успей он узнать, чем заслужил такую честь. Кирилл понятия не имел, что отбил у Олега девушку. Правда, об этом не знал никто, кроме самого Олега. Равно как и сам Олег был единственным, кто до недавнего времени понятия не имел, что Марина Велагина никогда не была девушкой Бекасова. Они просто дружили. Но Черканова это не волновало: при всей своей сдержанности в обычное время, при всей своей холодности и расчетливости он порой делал поспешные выводы, а сделав их, держался этих выводов до последнего, не желая признавать собственной неправоты.
О Марине он узнал не так давно, около трех недель назад. Причем самым что ни на есть идиотским способом…
До начала пары оставалось всего две минуты, и Олег понимал, что не успевает. Сломя голову он мчался через холл первого этажа к лифтам, издали заметив, что автоматические створки открыты и кто-то удерживает кабину на этаже. Он влетел в лифт, не успев разглядеть невольного спасителя, а потом было уже поздно — двери закрылись, и кабина мягко тронулась.
— Здравствуй, Олег, — сдержанно поздоровалась Велагина.
Черканов мысленно выругался — только этого ему не хватало! С того дня, как он увидел Марину с Бекасовым, он прекратил с ней общаться, благо это оказалось очень легко. Достаточно было холодно, хоть и вежливо, сказать ей, что он более не нуждается в ее услугах, так как полностью выздоровел, и поинтересоваться, сколько он должен ей за приобретенные вещи и лекарства. Правда, реакция девушки его несколько удивила. Марина побелела, ее губы задрожали, а потом она вдруг резко влепила юноше пощечину, развернулась и убежала.
— Здравствуй, — пробормотал Олег, чувствуя себя донельзя неловко, и отвернулся к двери.
На электронном табло сменялись цифры: два, три, четыре… Аудитория, где проходила первая пара — обществознание, — находилась на пятом этаже. И в тот момент, когда огоньки на панели готовы были смениться, показывая нужный этаж, лифт вздрогнул и остановился. Табло погасло, померкли лампы под
