зуб! Отсюда не слезешь, саженей триста отвесной скалы. Она надеялась выйти к спуску у границы леса, там легко спуститься можно, а внизу пещеры с дном, покрытым водой – никакая собака не вынюхает. Не вышло, сбилась с дороги. Возвращаться? Ой, не стоит. Вдалеке уже слышался треск кустов и злобная ругань барчука. Полез-таки, будь он проклят…
– За что ты так со мной, Боженька? – расплакалась Элька, устало опускаясь на камни. – Неужто я такая грешная?
Она села на край выступа, свесив ноги. А вдруг все-таки есть спуск? Увы, только каменная стена, тянущаяся вниз, насколько хватало взгляда. Что же делать? Девушка бросила в пропасть камень. Звук падения донесся до нее далеко не сразу. Высота страшная. Выхода нет. Не повезло. Если бы не пес, барчук никогда не нашел бы беглянку в буреломе, но этот проклятый пес выведет его прямо к ней.
Перед глазами Эльки пронеслась ее короткая жизнь, которая, похоже, закончилась. Лучше уж сразу вниз сигануть, чем оказаться опозоренной, а потом проклятой отцом, изгнанной из дому и отлученной от Церкви. Помнила, как односельчане забрасывали камнями бредущую по улице прочь из деревни дочь соседа, Кирана Кривого. А в чем бедная была виновата? Снасильничали ведь! Даже отец с матерью в нее камни бросали. Мать хоть и плакала, но все равно бросала – больно строго святой отец на нее смотрел. Нет, лучше в пропасть прыгнуть, чем так. Страшно только…
Барчуку, сволочи такой, одно интересно – повеселиться. Любой ценой. Кто его обвинить осмелится? Нет таких, никому неохота быть запоротым до смерти. А что его «веселье» девке несчастной всю жизнь ломает, так кого то интересует? Ее же виновной и объявят. И проклянут, и изгонят, и отлучат. Почему оно так, Боженька? Разве ж это справедливо?
Элька была старшей дочерью вернувшего из солдатчины Аринасия. Двадцать лет мужик отслужил, чудом выжил, да в родную деревню вернулся, что мало кому удавалось. Даже добычи немало с собой принес – на дом, шмат земли и корову с головой хватило. Завидный жених, хоть и немолодой, многие семьи захотели с ним породниться. Да не вышло – солдат невольницу с войны привел, из тарканов, с которыми россы испокон веков враждовали. Чернявую да пригожую. На ней и женился, к большому неудовольствию деревенских девиц на выданье. Увы, прожили молодожены недолго – померла смуглая красавица, Эльку рожая. Поговаривали, бабка Гольчиха, повитуха, намеренно безбожницу сгубила. Но поговаривали о многом, только мало кто верил в эти россказни – сплетни, они сплетни и есть.
Аринасий недолго убивался, и трех лет не прошло, как он взял за себя дородную Стеху, соблазнившись богатым приданым – кузнец деревенский дал за дочкой немало добра, обрадовавшись, что удалось эту корову перезрелую с рук сбыть. Мачеха сразу невзлюбила падчерицу – уж больно та не походила на светловолосых белокожих россов. В мать уродилась, чернявой да смуглой, от отца только глазищи голубые в пол-лица взяла. Но травить девочку Стеха не осмеливалась – Аринасий обожал дочку, часто возился с ней, носил на плечах, играл. Жену, рискнувшую как-то раз побить Эльку, поучил вожжами от души. С тех пор та старалась не вызывать недовольства мужа, делая вид, что заботится о ребенке.
Когда Эльке исполнилось двенадцать, Стеха по секрету рассказала другим бабам страшную вещь – мужик-то у нее, оказывается, грамотный! Книжки, как какой-то барин, вечерами читает, свечи дорогие жжет. И мало того, девку малую читать выучил! Невероятная новость разнеслась по деревне мгновенно. Вскоре в дом Аринасия пришел старый священник, отец Гарудий, и долго ругал бывшего солдата за непотребство. Это где ж видано – девку чтению учить? И крестьянину того не надобно! Живи, как предками заповедано, барина со святым отцом слушайся. Не смей и помыслить о всяком разном, что городские безбожники понавыдумывали! Аринасий мрачно выслушал поучения, молча выслушал, только кланялся. Зато Стеха после того неделю сидеть не могла и больше о муже подругам ничего не рассказывала – рука у бывшего солдата была тяжелая, мог и прибить в сердцах. Да и обещался, коли жена ума не наберется.
Правда, книги у него в руках с тех пор никто не видел. Только Элька знала, что читать отец не прекратил, но в лесу – была у него там небольшая избушка в самой чащобе, куда никто не забирался. Новые книги Аринасий изредка покупал на ярмарках в городе, куда раза два в год возил копченое мясо. Сама девушка тоже в любую свободную минуту сбегала в лес, брала в избушке какую-нибудь книжку, забиралась на дерево и погружалась в иной мир, где все не так, где есть место чуду. И никому о том не рассказывала. Отец приучил молчать, да и подружек особо близких не было. Не любили черноволосую «чужачку» в деревне. По счастью, россы отличались удивительным добродушием, поэтому девочку не травили, а просто сторонились. Но если она начинала петь, слушали все, забывая о своей неприязни – Владыка Небесный наградил Эльку чудным голосом. На свадьбы и другие деревенские празднества ее только ради того и звали.
Жили в Придубравье богато, сыто и спокойно. Старый барин, боярин Добромысл, семь шкур с народа не драл, барщины тоже было немного – леса вокруг стояли дремучие, каждый клочок пахотной земли нелегко людям давался. Выруби деревья поначалу, корни выкорчуй, выжги, перепаши многократно, удобри – только потом сеять можно. Не один год на то уходил. Лес, правда, тоже кормил крестьян – древесина, дичь, ягоды, грибы, мед, рыба из многочисленных озер. Боярин не запрещал охотиться, оброк только требовал платить исправно. Люди и платили – себе ведь тоже немало оставалось. Кое-кто даже на выкуп начал копить, мало кому охота крепостным оставаться. Барина в деревнях годами не видели, он сидел себе в своем поместье, никому жить не мешал. Управляющие тоже особо не лютовали. О том, чтобы девок портили или людей пороли, в Придубравье издавна и слыхом не слыхивали.
Все изменилось после возвращения с учебы из чужих земель барчука, молодого боярина Пересвета. С ним вместе приехали несколько безденежных молодых панычей. Подобных бездельников всегда множество вилось вокруг богатых наследников. Как мухи на мед липли. Поначалу ничего особенного не происходило, разве только девок дворовых перепортили. Но на это никто особого внимания не обратил, дворовые девки на то и предназначены, нечего было на панское подворье служить идти. Пошла? Сама, знать, хотела подстилкой стать. Одно настораживало – барчук с дружками снасильничали служанок и горничных, а не уговорили. Зачем? Мигнуть ведь достаточно было, чтобы девки сами галопом в спальню прибежали. Наперегонки. Нет, понадобилось насильничать, да жестоко так, что слухи по всему Придубравью прокатились. Говорили, Палашку из Прилуковки вообще до смерти замучили. Старики, обсуждая недобрые вести, огорченно покачивали головами – это же их будущий барин. Да, пока он еще не хозяин, но боярин Добромысл в единственном сыне души не чает и позволяет ему все.
Еще через месяц произошло событие, потрясшее жителей Придубравья до глубины души. Барчук вместе с тремя дружками поймали в лесу недалеко от деревни Ступовка дочь тамошнего старосты – совсем еще дитя, четырнадцати не исполнилось – и изгалялись над бедняжкой весь день, заставляя делать такое, что не всякая шлюха согласится. Натешившись, вымазали ей медом срамные места, связали и бросили возле большого муравейника. Девочка каким-то чудом развязалась, с трудом доплелась домой, взяла веревку и повесилась в амбаре. А пришедшего жаловаться барину отца изнасилованной насмерть запороли на конюшне.
Ужас прокатился по деревням и селениям края – такого здесь не помнили с дедов-прадедов. Но мыслей о бунте у крестьян не возникло – недалеко квартировали войска господаря, все знали, что гайдуки делают с бунтовщиками. Навлекать на себя такое? Лучше уж потерпеть, авось молодой боярин перебесится и со временем успокоится. Молодые парни из Ступовки хотели было поймать Пересвета с дружками и поучить от души, да старики рассказали им, что потом со всей деревней сделают.
Оставшись безнаказанным, барчук совсем распоясался. Он ездил по деревням, окруженный дружками и гайдуками, высматривал понравившихся девушек и увозил их с собой, невзирая на мольбы родителей. Возвращались они опозоренными, а иногда не возвращались вовсе, предпочитая покончить с собой или уйти куда глаза глядят. По древним обычаям опозоренных проклинали, изгоняли из дому и отлучали от Церкви. На этом почему-то настояли святые отцы.
Несчастным девушкам, которым не хватило духу свести счеты с жизнью, не оставалось иной дороги, кроме как подаваться в трактирные шлюхи. Чего-чего, а трактиров в Придубравье было много – через край проходила торная караванная дорога, по которой потоком двигались обозы, бесчисленные путники и гонцы господаря. Только трактирщикам происходящее пришлось по вкусу. До сих пор шлюх для ублажения постояльцев им приходилось завозить из города, а тут вдруг такой наплыв – выбирай любую на самый взыскательный вкус. И молодые все.
Осмелившихся жаловаться пороли, а иногда объявляли бунтовщиками и казнили, подвесив над пропастью за ребра на крюке. В крае с каждым днем появлялось все больше гайдуков, держащих в страхе
