Для нашего пропитания предстояло одно средство: стрельба оленей; на это я рассчитывал еще зимой и потому нарочно взял собственную винтовку: у компанейской сбилось огниво и сделался расстрел; без шуста нечего и думать о поправке, а мы по неопытности не запаслись им из Ново-Архангельска.
На завтрашний день я промыслил себе пишу: убил селезня на вскрывшихся по речке Квыгым быстринах. Мой подвиг решил всех приниматься за ружья; их тройной комплект в редуте, но не наберется пяти, которые спускали бы курки без осечки; пересылать для починки в Ново-Архангельск нет возможности: едва набираются байдарки для перевоза пушных промыслов.
С утра охотники отправлены в горы; для прислуги остался у меня Касяк. Этот смышленый мальчик у своего названого отца Глазунова научился довольно порядочно оцепировывать птиц. В выжженном лесу только дятел долбит полуобгоревшие стволы.
Селение Квыгымпайма пусто: жители разъехались по летникам и на промыслы; управляющий снял у них пять запоров. Ныне при осмотре трех оказалось, что их подняло водой; из остальных вынуто 80 штук сигов и чинтагноя.
Трудным больным я даю сухарей, но один отозвался, что ему тяжелее и будто от хлеба. Он женат около года на молодой туземке, и та приносит ему потихоньку разной дряни. Дважды в день посылается им от меня чай, но жажда долит (одолевает), и за один прием они выпивают почти по осьмине брусничного сока. Здесь никого не уверишь, что этот сок без меры и здоровому вреден. Отвечают: «Это привычное наше лекарство». Женатый жалуется на стеснение в груди, и больное место ему накалывают концом обточенного гвоздя; такое кровопускание в употреблении по всему здешнему краю.
Исправив кое-как две свои собственные винтовки, управляющий послал младшего сына с работником в горы за оленями. После полудня умер женатый аглегмют, перед ним осталась недопитая чашка брусничного отвара. Видя, что таким порядком отправится на тот свет и другой больной, я принял его в полное свое ведение и перенес в свою комнату. В горячках голодом не умирают, и строжайшая диета мне казалась надежнейшим, да и поневоле единственным средством для возбуждения сил природы, мы сами постоянно могли располагать в сутки только фунтом сухарей.
После того как разбили у меня здесь термометр, последний в круглом стеклянном футляре я не рискую оставлять без себя на воздухе; притом, провождая дни большею частью в лесу, не имею и времени к постоянному наблюдению температуры. Нам кажется, что в редуте Колмакова, сравнительно с Нулатовским заселением, днями десятью градусами теплее.
Покойника похоронили по христианскому обычаю, однако жена выполняет и свои обряды: сидит наряженная и раскрашенная в углу кажима, задом к дверям, не подходит и не глядит на реку.
Лед подняло, все запоры сломало, по реке везде сухо. Ввечеру видели впервые стаю гусей, на тундре они показались еще 13-го. Редут стоит не на перелете.
К вечеру обрадовал нас один из возвратившихся охотников: ему и тунгусу посчастливилось убить двух оленей и изловить трех медвежат; самка убежала. Странно, как она решилась оставить детей. По тундре снег почти совсем сошел. Собаки выбились из сил, и нарта с грузом завязла в одном разлившемся ручейке, милях в трех от редута. Охотник пришел за помощью: кто откажется от доброго куска мяса!
Из 5 пудов 35 фунтов привезенной оленины на команду редута отдано 2 пуда 12 фунтов. Так нам привелось помогать тем, от которых предназначалось получать помощь; слава Богу, но без надежного оружия мы не решились бы на обзор Кускоквима.
Одного из охотников я оставил при себе для стреляния гусей, другого с Касяком отправил в горы; с ними управляющий послал второго своего сына, а сам с семьей и женщинами отправился на две ночи к летнику Чуквак добывать лес для морд и байдарок и рыть корень лягат.
Вместо свежей рыбы, переставшей ловиться с 16 числа, варят лавтаки и порожние из-под жира пузыри. Некоторые добывают кто тетерку, кто утку, счастливые – гуся, но это все отдается детям.
Вот четыре места наших заселений на севере, в которых природа наделена всеми дарами для довольства человека; и во всех этих местах мы нашли большую скудость в продовольствии содержимых команд. Во всех этих местах бесполезный, даже вредный торговым оборотам Компании выпуск товаров на покупку жизненных потребностей. Виновны ли в том управляющие? Разве некоторым образом управляющий Михайловским редутом; остальные не имеют средств запастись главнейшим продовольствием – юколой; не имеют достаточного числа людей для лова рыбы во время ее хода обыкновенными туземными способами, ни порядочных неводов, чтоб вознаградить недостаток. Здесь в редуте Колмакова 3-4 человека, остающихся летом работниками, во время хода красной рыбы не спят ночи, промышляя 30-саженным неводом из морского прядева[89] (когда следует невод речной и не менее 70 сажен), но в лучший год более 7000 на юколу, 300 на посолку и до 300 кислой рыбы запасти не могут. Считая, что собаке нужно вполовину против человека, и разложив представленное нами количество на 60 порций, видно, насколько собственные запасы редута недостаточны.
Надобно заметить, что здесь женщины-туземки много способствуют собственными запасами: они ловят рыбу сетями, собирают ягоды, правда, со всяким сором, роют различные коренья, квасят борщ (Heracleum), дягильник (Angelica); напротив, креолка в Михайловском редуте или Ново-Архангельске почитает для себя низким всякие хозяйственные заботы, будучи твердо уверена, что в лице своего мужа и она должна прокармливаться за счет Компании. Нам удавалось задавать некоторым в последние годы выпущенным замуж из новоархангельского воспитательного дома вопросы вроде следующих: сколько на пуд обыкновенно употребляемой в колониях пшеничной муки выходит припеку или на стирку известного числа белья сколько потребно мыла? Ответы были одинаковы: «Не знаем-с, хлеб мы получаем готовый от хлебопека, мыла дают, сколько выйдет» и прочее. Этим молодым женщинам было каждой под 20 лет. Все они ловко вальсируют, грациозно пляшут французские кадрили, все прекрасно вяжут шарфы, косыночки, шапочки, все читают «Мертвые души» Гоголя...[90].
Туземцы Квыгымпайма при своем разъезде оставили на жиле одну старуху при смерти. Управляющий перевез ее к себе и ухаживал по возможности. Ныне старуха умерла – пропала, по здешнему выражению. Ее родственники за похороны, по обычаю своему, обязаны принести подарки, смотря по достатку или степени любви к умершей. Мы были свидетелями исполнения такого обыкновения: года два назад умер проживавший в редуте туземец Афанасий, крещенный миссионером Ювеналием в 1803 году. Он был похоронен по-христиански. Прошлой зимой один из родственников умершего, проживающий на Иттеге, узнав о его смерти, привез управляющему две парки: выхухолью и норочью, толкуши и 3 бобров. Таким образом, при всеобщем почитании туземцами покойников самая выгодная профессия в этом крае – должность могильщика.
Управляющий привез 3 нарты леса и пуда 2 кореньев лягат. Эти коренья отрываются по скатам берегов, покрытых более толстым слоем растительной земли; главный ствол корня до дюйма в диаметре, цветом
