такого слова - 'шепот', потому что мы знаем только крик, но и крик теряется на ветру. Лишь такой непрерывный звон может донестись до твоего слуха.
- Ты боишься потеряться, Айгюль? Хочешь, чтобы я тебе позванивал с Украины, а ты мне - из Туркмении? Но ведь я и так обещал вам с мамой писать. Потому что никогда не забуду Капитана Гайли.
- У тебя девять бубенчиков и у меня девять, - не слушая его, продолжала Айгюль. - Когда-нибудь мы еще раз встретимся и сложим эти бубенчики, и мне будет столько лет, сколько серебряных бубенчиков в наших руках.
- Когда же это будет?
- Через четыре года.
- Целая вечность!
Солнце било прямо в лицо Карналю, но он не отворачивался, потому что неожиданно понял, что на маленькую Айгюль нужно смотреть именно при таком ярком солнце. Словно бы впервые увидел ее удлиненные черные глаза и дивно высокую шею, нежную и беззащитную. Почувствовал себя рядом с этой девочкой тоже ребенком, забылось все, что было позади. Может, детство его уже и кончилось, но юность еще не начиналась.
7
Анастасия еще раз взглянула в зеркало и с удовольствием отметила, что у нее длинная и красивая шея. Такая шея прибавляет женщине уверенности. Вспышки радости в черных глазах всякий раз, когда смотришь на себя в зеркало. Самовлюбленность? Почему бы и нет? Каждая женщина должна быть влюбленной в себя. Больше или меньше, в зависимости от обстоятельств. Когда влюбленность не на кого направить, направляют ее на себя.
Соседи по купе тактично вышли в коридор, чтобы дать Анастасии возможность прихорошиться. На полках остались их портфели. Одинаково потертые, одинаково набитые, типичные портфели людей, которые лучшую половину своей жизни убивают в командировках. Анастасия не любила командировок. В чужом городе чувствуешь себя беспомощной, никому не нужной, а это для женщины всего нестерпимее.
В Приднепровске Анастасию никто не встречал. Как и должно было быть. Ведь не запланировано. Не тот уровень. В гостинице 'Украина' (кажется, в каждом городе есть гостиница с таким названием) Анастасию встретили без энтузиазма.
- Место в общежитии, - предложила дежурная.
- Не в мужском, надеюсь?
Дежурная шуток не понимала.
- Берете?
- Придется.
До металлургического завода надо было добираться трамваем. Второй номер. Первый, как объяснили Анастасии, шел к вузам, а вузов в Приднепровске больше, чем в столице. Прекрасно! Всегда приятно узнавать что-то тебе неизвестное. Трамвай шел долго-долго. С одной стороны были городские кварталы, с другой - заводы. Задымленные, черные, могучие, километры толстенных трубопроводов, какие-то эстакады, мостовые переходы, причудливые переплетения металлических конструкций, вагоны, движение видимое и скрытое, конец света и рождение света. Впечатления не для молодой нежной женщины дух твой угнетается и возносится, пугаешься огромности и запутанности, в то же время сожалеешь, что до сих пор не знала о существовании этой жизни, с которой ничто не может сравняться, перед которой мельчают не только твои личные заботы, но и все то, что до сих пор ты считала важным и исполненным высокого смысла.
В комитете комсомола металлургического завода удостоверение редакции республиканской молодежной газеты произвело впечатление верительной грамоты. Какие-то девушки бросились разыскивать секретаря, еще одна девчушка добровольно прикомандировалась к Анастасии, заявив, что готова сопровождать ее.
- Собственно, я и не на завод, - сказала Анастасия, - а в связи с приездом к вам академика Карналя.
- Это того знаменитого кибернетика?
Девчушка знала, оказывается, больше, чем сама Анастасия.
- Вы не могли бы сказать хотя бы приблизительно, к кому он должен приехать? - спросила она девчушку.
- Не приблизительно, а точно. К Совинскому. К кому же еще? - Девчушка ни капельки не сомневалась.
- Кто это? Начальник цеха? Главный инженер? Директор?
- Просто Совинский. Никакой не начальник. Да мы его можем вызвать сюда.
- Зачем же? Если можно, я хотела бы пройти к нему. Где он? На заводе?
Девчушка не мигая смотрела на Анастасию, та даже забеспокоилась.
- Почему ты так смотришь? Что случилось?
- Вы живете в столице? И всегда там жили?
- Ну, не совсем. Какое это имеет значение?
- А там что - уже 'мини' не носят?
Анастасия засмеялась.
- Кто хочет - носит. А я всегда носила на пол-икры. Мне так нравится. Может, потому, что у меня худые ноги.
- Но ведь вы такая стройная.
- Это, наверное, потому, что любила кататься на лошадях и на коньках. Еще сызмалу.
- На коньках - я тоже.
- У тебя красивые ноги. И 'мини' тебе идет. А этот Совинский... Он у вас давно?
- Я не знаю. У нас много людей. Одних комсомольцев две с половиной тысячи. А вы слышали о Совинском?
- Только об академике Карнале.
- Ну, про академика все слышали.
Анастасия мысленно усмехнулась. Все, кроме нее.
Они довольно долго бродили по заводской территории, шли мимо огромных строений цехов, проходили большие и меньшие дворы; в громыханье металла, в грохоте и гудении земли эти две красивые, стройные девушки казались здесь случайными, чужими, но так можно было подумать лишь про Анастасию, которая пробиралась сквозь заводские лабиринты осторожно, с опаской и нерешительностью, а девчушка из комитета комсомола шла впереди с такой уверенностью, будто родилась здесь и не представляла себе иной среды. Наконец дошли. Странное помещение среди гармонически целесообразных строений завода. Высокое, горбатое, некрасивое - не то барак, не то старая котельная или какой-то заброшенный склад. Довольно обшарпанное, так и просится, чтобы его подцепили бульдозером и вытолкнули оттуда, не оставив и следа.
- Здесь, - сказала девчушка.
- Что это? - Анастасия не могла понять, как сохранилось на заводской территории такое допотопное сооружение.
- После освобождения тут была временная ТЭЦ. Днепрогэс был разрушен, энергии завод не имел, поставили временную ТЭЦ. Так и сохранилось это помещение. Теперь тут хозяйничает Совинский. Да вы сами увидите!
Они вошли в длинный свежепобеленный коридор. Напротив входа на белой стене висел лист ватмана, на котором был нарисован длинноногий чернявый парень, несущий под мышками по электронной машине. Анастасия сразу же узнала парня. У него было лицо, не поддающееся шаржированию. Большие глаза, большой нос, полные губы, красиво вылепленный лоб, большая голова. В таком лице художнику ухватиться не за что. Он обречен просто повторять натуру, соответственно увеличивая или уменьшая ее, - вот и все.
