комнате ночуем, забыл? Ты думаешь, я ничего не замечаю? Или у меня уши отсохли?
– Слушай, ты, с ушами… – осторожно начал Ит. – Ты, это…
– Что я – «это»? – возмутился Скрипач. – Ты чего по ночам орешь и дергаешься, словно тебя на куски режут? Снится что-то? Или тебя тоже достал наш общий друг, который любитель птичек, а ты молчишь, чтобы народ не пугать лишний раз? Ит, кончай заливать, надоело. Давай, рассказывай.
Тот тяжело вздохнул. Сел на кровать рядом со Скрипачом, ссутулился, низко опустил голову. Скрипач подсел к нему поближе, участливо положил руку на плечо.
– Нет, любитель птичек меня пока что не трогал, – ответил он после минутного молчания. – Это что-то другое.
– Ну? – нетерпеливо сказал Скрипач.
– Что «ну»? Снится мне… что-то странное. Страшно не то, что снится, а что я не понимаю, что это вообще такое, – признался Ит. – Причем снится почти одно и то же, с очень небольшими вариациями.
– Давно это происходит?
– Да вот как с тобой случилось… через сутки началось и до сих пор… – Скрипач видел, что говорить Иту совершенно не хочется. – Думал, что справлюсь сам, но, видимо, не получится.
– Сам? – с подозрением спросил Скрипач. – Тоже что-то знакомое. Ит, вот хоть убей, но про «справлюсь сам» я от тебя слышал. Уже слышал. И не один раз.
– Угу, вот только когда и где, – чуть слышно отозвался Ит. – А этот сон, он какой-то размытый, но… Понимаешь, сначала я словно попадаю внутрь боли. Есть такая огромная, темная, бесконечная боль, старая и густая, из этой боли сделан весь мир и я сам… Скрипач, она просто везде, во всем. Понимаешь?
– Не очень, – помотал головой тот. – Попробуй как-то иначе объяснить.
– Не могу. Не получается. Из этой боли состоит все вокруг. Мое тело – из боли, воздух – из боли, звуки – тоже… Звуки там вообще ужасные. Словно… – Ит замялся. – Одной частью сознания я понимаю, что, например, слышу чьи-то шаги. Но слышу я их как тяжелые, тупые удары, которые бьют меня изнутри по голове. Я почти ничего не вижу, какое-то серое марево, и то если очень сильно напрячься. Вижу только левым глазом, правый не видит ничего, как я ни стараюсь. Единственное, что мне в тот момент хочется – чтобы мимо перестали ходить. Потому что когда ходят, еще больнее.
– Ничего себе расклады, – медленно проговорил Скрипач.
– Погоди, это еще не все, – хмуро продолжил Ит. – Потом сознание вдруг проясняется, совсем ненадолго. И боль… боль тоже. Если она до этого была чем-то тягучим и тупым, то вдруг становится острой, как нож. И зрение возвращается. Но видит только левый глаз.
– И что ты видишь?
– Людей. Там люди, в этом сне. Двое мужчин, две женщины.
– Что они делают?
– Они – ничего. Говорят мне что-то, я отвечаю, но из-за боли не получается разобрать ни их слова, ни свои ответы. А потом…
Ит осекся.
– Что потом? – поторопил его Скрипач.
– Потом – кошмар. Кажется, они меня пытали, – с трудом выговорил Ит. – По-настоящему пытали, не так, как на Маданге. Откуда-то из-за головы появляется такая штука… Я уже думал, на что она похожа, и ничего не вспомнил. Как железный клюв. Блестящая. Потом помню боль в горле и…
– И?
– И все. Больше ничего. Темнота.
– Ну и дела, – протянул Скрипач. Погладил Ита по плечу.
– Действительно, дела, – подтвердил с потолка искин. – Извините, но я слушал. Ит, тебе не кажется, что это все надо срочно рассказать хотя бы Даше?
– Нет, не кажется, – отмахнулся Ит. – Потому что у Даши и без этого забот хватает.
– Не дури, – строго сказал Скрипач. – Искин, как они там освободятся, попроси ее к нам зайти, пожалуйста.
– Ты, чем распоряжаться, лучше бы лег, – сварливо ответил искин. – А то я ее позову, а она тебе по шее надает.
– Ладно, – миролюбиво согласился Скрипач. – Считай, уже лежу. Ситуация складывается явно не в нашу пользу, замечу. Потому что вы с Ри стремительно выходите из строя. А я, само собой, станцией управлять не смогу. Даша – тоже. Она, хоть и Аарн, все-таки целитель, а не пилот.
– Мне что, синие контроллеры на себя вешать, чтобы спать нормально? – спросил Ит в пространство. – Не пойдет.
– Почему? – удивился Скрипач.
– Да потому, что сознание-то нужно блокировать, дурная твоя голова, а контроллеры срубят меня напрочь, после чего любитель птичек отправит меня туда, куда едва не отправил Ри!
– Н-да, вот в этом ты прав, – нехотя согласился Скрипач. – Но все равно делать что-то надо.
– Надо, – уныло отозвался Ит. – Вот только что?..
– У тебя хоть какие-то мысли есть?
– Кое-какие есть. Но я еще ничего не решил.
Аргаун изначально действительно позиционировался и был зонирован как классический техногенный Индиго-мир. И просуществовал в этом качестве почти полтысячи лет.
Но потом произошло непредвиденное.
– Не знаю, Даша, слышала ли ты когда-нибудь о надструктурах, но Аргаун – это именно такой вариант и есть, – втолковывал Таенн. – Понимаешь, каждый мир из существующих, он же не только часть Сети. Вернее, не только часть именно той Сети, которой занимаемся мы. Ведь существуют и другие…
– Кажется, понимаю, но ты все-таки поясни, – попросила Даша. – У Аарн и у Контроля мировые представления во многом разнятся, если ты знаешь.
– Они одинаковые, – отрицательно покачал головой вернувшийся Леон. – Просто одни и те же вещи мы называем разными словами. И видим под разными углами.
– Совершенно верно, – согласился Таенн. – По-моему, гораздо проще привести пример. Взять, например, того же Ри…
Пилот усмехнулся. Он уже почти полностью оправился после происшествия, но был заметно бледнее, чем обычно, да и в глазах у него появилась настороженность и неуверенность.
– Ри сейчас пилот станции, верно? То есть принимает участие в работе какой-то системы и является ее действующим элементом. А теперь смотрим на него с другой стороны. У Ри есть семья. Семья – это тоже система, так?
Даша кивнула. Таенн улыбнулся.
– Вот именно. Значит, систем, в которых он действует, уже две. Дальше? Запросто! Ри, ты работаешь в Техносовете, верно? Верно. Вот третья система. И если я сейчас буду перебирать его жизнь, то этих систем мы наберем несколько сотен, если не тысяч. Одни будут основополагающими, другие – вспомогательными, третьи – ключевыми. Причем, замечу, ключевой может запросто стать та система, которую до этого принимали за, допустим, вспомогательную. Для Ри, для его прежней жизни, проход через Транспортную Сеть был явно вспомогательной системой… которая внезапно стала ключевой и в корне изменила и его жизнь, и его представления, и, думаю, его будущее тоже… я прав?
Ри кивнул.
– Никогда не думал об этом с подобной точки зрения, – проговорил он. – Таенн, а ведь верно! Все верно! Вот только маленькая проблема…
– Какая же?
– Простая. Человек, скорее всего, не сумеет распознать ни систему, ни свое место в ней, ни перспективы или их отсутствие.
– Верно, – согласился Таенн. А Леон добавил:
– Так вот для этого Контроль и существует. Мы – распознавать умеем. А то, что не можем распознать, зачастую чувствуем интуитивно. Именно так и получилось с миром, рядом с которым мы находимся.
– Таенн, ты произнес слово «надструктуры», – напомнила Даша. – Это именно то, о чем я думаю?
– Ну да, – покивал Бард. – Надструктуры, метасистемы… и ключевые миры, которые одновременно
