О да, временами он летел, словно птица.
Приближались соревнования в Уэйкфилде на дистанции десять миль: впереди открывались широкие перспективы. Кто знает, возможно, он пробежит их минут за сорок. И посвятит пробежку памяти Жан- Поля.
Но вдруг:
Катастрофа.
За две недели до соревнований, когда его скорость становилась все выше и выше.
Спазм.
Тянущая боль. И не оставалось никаких сомнений.
Он бежал, а боль не прекращалась, пока он, наконец, не остановился.
Он принял душ и переоделся, и каждый шаг отдавался болью. Еще невыносимей была эта пугающая тяжесть на сердце и в душе. Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил врачу и договорился насчет рентгена, нарушив тем самым свой обычный ритм жизни в угоду здоровью. Принципы принципами, но откладывать нельзя.
И он пропустил мимо ушей слова секретаря: звонили из одной юридической фирмы. Спрашивали, не будет ли ему интересно протестировать местного жителя, у которого обнаружились паранормальные способности.
Мистер Гуппи наносит удар
Неудивительно, что после той ночи в «Рокси» я избегал Уолтера.
Наши отношения окончательно испортились: даже хуже, чем тогда в школе, когда мы оба влюбились в Хилари Торнхилл, а Уолтер попытался избавиться от меня, намазав подошвы моих ботинок собачьими экскрементами.
Я ужасно тогда разозлился.
Но это было ничто по сравнению с тем, как я разозлился
Уолтер пытался помириться. Через несколько дней после Того Вечера он как ни в чем не бывало подсел ко мне во время обеденного перерыва в столовой.
Конечно, он переживал, но о чем он мог со мной говорить? Уолтер умел распространяться только на две темы:
а) женщины
б) страховки.
В свете последних событий и то и другое было неуместно.
Естественно, он об этом не подумал, когда подсел ко мне. Но было уже поздно. И вот он сидит напротив меня, и мы оба молчим, и Уолтер не знает что сказать.
ПАВИЛЬОН: СТОЛОВАЯ – ДЕНЬ
Ну, как гамбургер?
Нормально.
А у меня пирожок. И жареный картофель, как у тебя. Фасоль.
Как твоя фасоль?
Нормально.
А как твой жареный картофель? Нет, молчи, я знаю – нормально, да?
По-моему, сегодня будет дождь. Как считаешь?
Может быть.
Точно будет дождь.
Облака набежали… Наверное, дождь пойдет… Настанут черные дни…
Очень важно откладывать деньги на черный день. Мы ведь не знаем, что ждет нас впереди, через много лет…
Уолтер. Я не стану покупать у тебя страховку.
Винс! Мог бы и остаться!
Это был наш последний официальный разговор с Уолтером.
Я говорю «официальный», потому что еще он звонил по телефону.
Отец попал в вечерние новости, и мама перестала уходить по вечерам из дома и почти все время проводила в спальне. Вместе с отцом. Он стал ее пленником.
Но держался храбро.
Поэтому часто я оставался в гостиной один. Смотрел телевизор. Иногда звонил телефон. Я отвечал. Кто-то молчал и вешал трубку. Интуиция подсказывала мне, что это Уолтер.
Он звонил моей маме.
А один раз я вышел с работы и шел к остановке: я был почти
И я подумал: что это ты там замышляешь…
И решил поводить его за нос.
И сел не на 88-й автобус, а на 95-й, который ехал не в сторону моего дома, а в центр. Автобус завернул за угол, я вышел, поймал такси и отправился домой.
Конечно, пришлось раскошелиться, но оно того стоило.
Потому что через пять минут я уже дома, сижу в гостиной. И в прихожей звонит телефон.
Я снимаю трубку и просто молчу, не говорю ни слова.
И тут – нате пожалуйста – я слышу голос Уолтера:
– Алло? Можно попросить Айрин?
И я отвечаю, своим нормальным голосом.
– Конечно. А кто ее спрашивает?
Красноречивое молчание на том конце провода говорило о том, что кое-кому прищемили хвост. Уолтер сильно недоумевает, услышав мой голос. Но Уолтер вообще редко сознает, когда прокалывается. И вот пытается задурить меня, вы не поверите, дурацким шотландским акцентом.
– Ээ… это говорит… Это говорит… Мистер… Гуппи.
Я никому не собирался прищемлять хвост, но Уолтер его сам себе прищемил. Потому что я был у него дома миллион раз и прекрасно знал, что рядом с телефоном у него стоит аквариум с гуппи.
