спину, потом перекатился на правый бок. Руки он держал перед собой, жар в них все возрастал. Стоя на коленях, он вытянул вперед шест и держал его подальше от себя, как змею, стараясь стряхнуть его с запястья, но металл держался крепко.
К своему ужасу, Малачи почувствовал, что и левое запястье охватил иссушающий жар расплавленного металла.
Жар не возрастал, но и не убывал. Зато растекался вверх по обеим рукам от запястий до локтей. Запах волос смешался с запахом горящей рубашки – загорелись рукава. Руки от запястий до локтей как будто превратились в факелы. Он представлял себе, как его кожа покрывается ожоговыми пузырями, они лопаются, а предплечья превращаются в сухие почерневшие палки, которые вдребезги разбиваются при ударе о скалу на бесчисленные обугленные обломки.
Широко раскинув руки, Малачи закричал, чтобы звуком перекричать боль. Когда он надсадил горло, что и оно как будто загорелось, он закашлялся и умолк. Измученный, он откинулся назад, и тяжесть раскинутых рук потянула его плечи к земле.
Боль и жар исчезли. Малачи испугался: не значит ли это, что руки начисто обгорели и разорванные нервы собираются с силами, чтобы снова травмировать его.
«Пока не думаешь о руках, они вроде бы и не болят».
Он изо всех сил старался думать о чем угодно, кроме рук, но без толку: он не мог не ждать следующего агонизирующего приступа боли.
Так было, пока он не ударился правым предплечьем о скалу.
Что-то зазвенело.
«Откуда звон? – Малачи нахмурился. – Обгоревшие руки не звенят».
Он все еще полулежал, откинувшись на спину, но ему было очень неудобно – бедра затекли. Малачи пошевелил пальцами правой руки.
«Двигаются!»
Жаль, подумал он, не вижу, как они шевелятся. Он щелкнул пальцами.
Они щелкнули. Он их ощущал. Он слышал, как они щелкнули.
Медленно подняв левую руку, он снова щелкнул пальцами.
Он услышал звук, ощутил руку.
Протянув вперед только указательные пальцы, Малачи свел их вместе перед собой.
Кончики пальцев соприкоснулись.
«Ладно, предплечья и кисти в порядке, но звон-то откуда?»
Он провел одной ладонью по другой вверх и вниз, пока не нащупал прохладный металл на предплечьях. Три четверти предплечья каждой руки, от запястья до локтя, представляли собой сплошные металлические цилиндры. На правом Малачи нащупал рельеф меча, на левом – пастуший посох.
Малачи ощупал открытые края наручей и попытался запихнуть под край ноготь большого пальца. Не вышло. Насколько показало ощупывание, металл сплавился с его телом без швов. При постукивании по наручам вибрация распространялась по всему телу, но сами наручи были нечувствительны к прикосновениям.
«В этом отношении они похожи на мой доспех. Странное такое сплавление, но оно должно как-то объясняться. Но в данный момент главное – что я освободился».
Малачи, успокоенный, кивнул сам себе и откинулся на спину лицом к Небу.
«Господь всемилостивый, благодарю Тебя за то, что дал мне умение, позволившее мне освободиться. Спасибо и тебе, святой Дунстан, за твое своевременное посредничество и вдохновенное вмешательство ради меня. Эти наручи будут служить мне напоминанием о твоей преданности Господу, которой я всеми своими силами буду подражать. Да будет воля Твоя».
Утомленный произнесением заклинаний и мучимый жаждой, Малачи неуверенно поднялся на ноги и прислонился к скале. Урия говорил, что тут есть ручеек, текущий на юг, и если предположить, что сейчас еще утро, то можно определить, где восток, если поворачиваться вокруг своей оси и постараться ощутить кожей лица, где солнце греет больше.
«Урия! Про него-то я забыл!»
– Урия, ты где?
Слева раздался какой-то звук, он повернулся в ту сторону и услышал, что позади него кто-то есть. И не успел он обернуться, как внезапный резкий удар по затылку оглушил его и опрокинул наземь.
«Что такое?»
Он старался подсунуть руки под себя, опереться на них и подняться, но на спину ему опустилась нога в сапоге.
– Урия?
Ответа ему не было, но стоявший над ним человек заговорил:
– Да, Дмитрий, это илбириец.
– Интересно, почему Хасты забрали почти все вещи жреца Волка, а его самого оставили здесь, вместе с его золотыми наручами и серебряными глазами?
