миссии.
– Я спешил изо всех сил, – Робин подбежал к священнику.
– Слава всем святым.
– Что случилось?
Низкорослый священник утер пот со лба:
– Во время службы в миссию влетел какой-то человек, потребовал, чтобы я его исповедовал. Прошу его подождать – и вижу, что он пьян. Прошу его выйти и подождать. Он вышел, но сразу же вернулся. С ним была истерика. Он вытащил нож и захватил заложника – одного добровольца. Сказал, что толпа хочет его убить.
Робин обернулся посмотреть на толпу.
– Это они загнали его в миссию?
– Преследователей было всего человек десять. Толпа собралась позже.
– А что он сделал?
– Не понять. Вот эта пара в первом ряду толпы – Чанды. Они говорят, что этот тип предложил их сыну Соулу работу в провинции. Предложил ему хороший заработок – известно, что их сын очень толковый парень и руки у него хорошие. Неделю назад он уехал, а вчера семье сообщили, что парень убит. Им заплатили за эту смерть, но никто не объясняет, что произошло. Я пытался уговорить этого человека, Веннер его зовут, рассказать им, что там произошло. Он не хочет, боится, что они его растерзают. Я все же заставил его выпустить из здания всех прихожан, кроме заложника. Но, боюсь, мне его не выставить на улицу. Он хочет сначала исповедаться, потом уйдет. Чувствует себя очень виноватым – видно, знает что-то ужасное. Я ему сказал, что пока у него в руке оружие, я его исповедовать не могу. Я подумал, что ты мог бы, ведь ты жрец Волка и все такое.
Этирайн нахмурился.
– Ты ведь должен знать: военная ветвь мартинистского духовенства может совершать только два таинства: крещение и соборование.
– Ну, я это знаю, но Веннер-то не знает.
Робин вытащид катар из-за пояса и передал его Натараджу.
– Держи его так же крепко, как ты сохранял статуэтку Девинатаки.
– Ханджи, иди.
– Молись за меня, отец, – Робин взъерошил черные волосы мальчика.
– Иди с Богом, брат Робин.
Этирайн медленно легким шагом подошел к высокой входной арке на фасаде миссии. Одна створка дверей была приоткрыта на два фута. По обе стороны были окна с витражами, и через них Робин смог увидеть, что происходит, и тогда только засунул голову в дверной пролет.
Робин произнес короткую молитву и заговор на куртку – такой же, какой применяют к боевому снаряжению: лучше все-таки защититься.
«Святой Мартин, не оставь меня».
Сделав глубокий вдох, он проскользнул в дверь и оказался внутри.
Убранство миссии было очень простым. В центре огромной комнаты деревянные скамьи располагались так, что создавался интерьер небольшого храма. В каждом приделе стояло много низких кушеток, столы и стулья. У задней стены возвышался деревянный алтарь, перед ним – небольшая золотая дарохранительница.
В глаза сразу бросалась деревянная статуя Айлифа, висевшая над алтарем, вырезанная из местной породы дерева. Она изображала человека со спокойным выражением любви на лице. На груди и раскинутых руках были стигматы – следы того, как его ложный ученик Немикус Предатель пронзил мечом скрещенные руки Айлифа и его сердце.
Точеные черты спокойного лица Айлифа особенно оттеняли панику на потном лице человека, скорчившегося в тени алтаря. Узкое лицо Веннера и его макушка были покрыты одинаковой щетиной, в глубоко посаженных карих глазах застыл страх. Роста он был среднего, фигура хрупкая, как древко кнута, откуда только взялась сила, с которой он удерживал заложника. Его лицо, обычно, очевидно, серое, оживлял только румянец на щеках – результат недавно выпитого алкоголя.
Левой рукой он держал за талию молодую женщину в платье и белом переднике, какие носят добровольцы. Лицо ее было в тени и скрыто черными волосами, но Робин не сомневался, что на нем написан смертельный испуг.
«Спасибо, хоть не плачет, уже хорошо. У нее, видно, есть закалка».
Веннер поднял правую руку, в которой было оружие, показывая его Робину, и снова прижал нож к бледному горлу женщины.
– Стой, где стоишь.
Робин широко развел руками:
– Мир тебе, сын мой. За мной послал отец Райан. Я прибыл, чтобы выслушать твою исповедь.
– Ну да, мою исповедь, – человек облизал толстые губы.
Этирайн с улыбкой сделал шаг вперед.
– Если хочешь, можешь говорить тише, сын мой. Господь тебя услышит. Зачем волновать тех, кто там на улице.
