Драконы во гневе

— Он служит Кайтрин. Она превратила его в монстра! Змея скорее научится ползать не извиваясь, чем этот проходимец скажет правду!

Линчмир робко промолвил:

— Нам придется выслушать его. Таков Закон.

— Тогда этот закон идиотский! — прокричал Уилл, сорвав с себя маску. Бросив ее в адвокатское кресло, он развернулся и гордо прошествовал к выходу из зала суда. — Когда Кайтрин придет сюда, чтобы убить вас всех, вы предложите ей придворную маску и будете при этом твердить — «спасибо», да «покорнейше благодарю». Будьте вы прокляты!

Только едва слышный треск язычков пламени на плаще сулланкири нарушал тишину, окутавшую зал после ухода Уилла. Собравшиеся там жители Ориозы смотрели на смятую маску, лежавшую на полу. Даже Ворон выглядел пораженным. Он медленно откинулся на спинку стула.

Нефри-кеш поднял правую руку:

— Клянусь говорить только правду и обязуюсь понести наказание Кедина, если солгу.

По раскрасневшемуся лицу Врокстера Дейнна стекал пот, изо всех сил он старался успокоиться:

— Вы пришли сюда, чтобы дать показания по делу Тарранта Хокинса?

— Да, я пришел издалека.

Глубокий сильный голос Нефри-кеша разнесся по залу. Алексии казалось, что она слышит его не только ушами. Здесь не обошлось без магии. Но, пусть принцесса и осознавала, что ею манипулируют, она не могла усомниться в искренности и правдивости произносимых слов.

— Я руководил военной экспедицией в Борагул. Однажды в пути мы случайно столкнулись с императрицей Кайтрин, но тогда никто из нас не понял этого. Мы были приняты гостеприимными урЗрети и слишком поздно осознали, что находимся в ловушке. Мы оказались во власти женщины, которую сами же преследовали.

Сулланкири протянул левую руку в сторону Ворона и уронил платок на землю:

— Для начала я бы хотел отдать должное Хокинсу. Из всех обвинений против него, самыми глупыми можно назвать те, что говорят о его трусости. В тот проклятый день он был самым смелым из нас. Ворон в одиночку проложил дорогу к нашим камерам. Тогда он нашел и спас меня, и сделал все, что мог, чтобы защитить меня, как это и должен делать вассал. Я был очень тяжело ранен — смертельно, если бы не вмешательство магии. И пусть все, кто слышат меня сейчас, никогда не осмелятся сказать, что в Хокинсе нет ни капельки геройства. Но будучи героем, он стал предателем. Ворон действительно совершил предательство в тот день. Он не покорился моей воле. Я трижды попросил его оказать мне услугу. Я потребовал у него выполнить просьбу и имел на это право.

Дейнн обтер лицо платком:

— В чем же состояла просьба?

Сулланкири еще не успел ответить, как отчаянный стон вырвался из груди Ворона:

— Я не мог убить вас!

— О, но ты должен был, Таррант! — Нефри-кеш прижал руку к груди. — Если бы ты исполнил мою просьбу, я не стоял бы сейчас здесь. Королева Ланиветта не погибла бы тогда от моих рук. Крепость Дракона не пала бы, и Южные Земли не оказались бы сейчас в опасности. В твоей власти была возможность защитить родину, друзей, но ты не внял моей просьбе. Ты предал меня, свой народ, весь мир.

— Вы знаете, почему я не мог исполнить то, что вы просили.

Сулланкири покачал головой:

— Присяга вассала — ничто, если вассал не повинуется своему господину. Итак, Август, теперь ты видишь, в чем дело? Он мог бы спасти все, но не сделал этого.

— Мертвые тоже могут вступить в ряды сулланкири, — возразил король Август.

— Верно, но каждый, участвовавший в той экспедиции, знал, что стать сулланкири до или после смерти — большая разница. И Хокинс тоже знал.

Ворон посмотрел на руки:

— Я не думал, что вы окажетесь столь слабым.

— Но я же говорил тебе. Я доверился тебе, а ты подвел меня, — Сулланкири стоял неподвижно. — Несмотря на обвинения моего внука, я сказал правду, и Хокинс подтвердит это. Я знаю законы и устои Ориозы. Многие выскажутся за, и еще больше против, но теперь вы знаете, что делать.

Линчмир выдвинулся вперед:

— Не смейте читать нам лекции, предатель!

Улыбка Нефри-кеша стала походить на оскал хищника:

— Ах, тут кто-то думает, что у него есть внутренний стержень, позвоночник, так сказать. Знаете, его можно вырвать, косточку за косточкой, так что все внутри постепенно немеет. А потом ты медленно умираешь. Мой принц, мне было бы очень приятно. Не откажете мне в таком удовольствии?

Принц Ориозы взвизгнул и съежился на троне. Август шагнул вперед:

— Достаточно, Нефри-кеш. Оставь мне хоть иллюзию, что в тебе еще есть частичка того человека, которого я уважал.

— Если вам по душе верить в иллюзии, Август, можете сколько угодно обманывать себя. — Сулланкири застыл на месте, а затем царапнул когтями воздух. Незримая материя разошлась перед ним, словно разрез на парусине. — Человека, которого вы уважали, больше нет, а тот, кого вам следует бояться, все еще здесь. И останется еще на долгое, долгое время.

Произнеся это, он перевел взор с Августа на Ворона, а потом посмотрел на принцессу. Их взгляды соприкоснулись лишь на мгновение, но Алексия ощутила сильный удар, который чуть не оглушил ее. Нет, он не прочел ее мысли, но она была совершенно уверена, что Нефри-кеш теперь знает все. От осознания этого девушка вздрогнула, но едва она успела что-либо сказать или сделать, сулланкири скользнул в щель в воздухе, которая тут же схлопнулась за ним.

Ворон повернулся к Алекс:

— Ты не ушиблась?

Ее потряхивало, но она помотала головой:

— Нет, совсем нет. А ты?

Он безразлично пожал плечами:

— Все в порядке. — Секунду Хокинс молчал, затем покачал головой. — Я не мог убить его.

Алексия придвинулась к Ворону и положила руку ему на плечо:

— Нефри-кеш знал об этом, когда просил тебя выполнить просьбу. Так же как это знала я, когда просила пообещать убить меня, если я когда-либо захочу перейти на сторону Кайтрин. Ты был прав в том, что сказал мне, и прав, когда отказал авроланскому генералу.

— Но он тоже прав. Я бы мог всех спасти.

Алексия одарила его дружеской улыбкой и погладила по плечу:

— И ты еще спасешь, Ворон. Еще спасешь.

ГЛАВА 20

Даже когда утих резкий кашель, сильно донимавший Керригана Риза, острое, болезненное ощущение в горле осталось. Свернувшись калачиком настолько, насколько позволяло его телосложение, маг лежал голышом в полной темноте, повернувшись на левый бок. Холодный, твердый каменный пол под ним забирал драгоценное тепло. Во рту чувствовался кисловатый вкус рвоты, голова раскалывалась.

Керриган попытался выпрямиться. К неприятным ощущениям добавилось еще два. Первое — боль в спине. Чем бы его ни ударили, сделали это очень сильно. Избитые мышцы сопротивлялись, и полное тело, скрывавшее их, делало боль еще острее. Болели даже почки, и Керриган боялся применить диагностическое