– Эль Эспектро! – Она торопливо перекрестилась.
Я схватил салфетку и поднес к ней поближе.
– Вы с этим встречались?
Хуанита подняла руки, загораживаясь от рисунка.
– Пожалуйста, синьор, пожалуйста! – Она повернулась и мгновенно исчезла.
Мы с Хэлом обменялись недоуменными взглядами.
– 'Призрак'… Что она имела в виду?
Хэл выразительно пожал плечами.
– В Затмении этих «призраков» может быть миллион. Я слыхал истории о «подлинных» вампирах в Драк-Сити, или о том, что какой-то таинственный «брухо» – колдун – ведет постоянную войну с демонами и дьяволами. Еще я слыхал о волках-мутантах и других чудовищах, что бродят вокруг города… После этих штучек с атомной станцией Пало Верде – кто знает… Но насколько я могу судить, все это фантазии.
Я поднял брови:
– Кто-нибудь мог бы сказать то же самое и о Койоте.
– Койот это другое дело.
– А именно?
– Он реален. Я его видел, разговаривал с ним. Я знаю, когда он собирается на войну, и знаком с людьми, которым он помогал – при моем участии, и через других. Например, Марит, или тот же Эстефан.
Я смял салфетку.
– Вы правы. Оставим призракам войну со сновидениями. – Я похлопал по бронежилету. – А Койот пусть управляется с реальностью.
Глава 11
После ленча Хэл отправился в Меркадо, чтобы вместе с Алехандро сделать некоторые приготовления к вечернему приему. Я предложил пойти с ним, но он отказался.
– Вы пока еще мертвы. Джитт говорила, что сможет продержать вас в могиле по крайней мере до вечера. А вечером ваше неожиданное воскрешение поразит кого-нибудь и поможет нам распутать клубок.
– Будем надеяться. – Я пожал ему руку. – Последний вопрос: ходят ли какие-нибудь слухи о Неро Лоринге?
– Никаких.
Я не отпускал его руку.
– Причастен ли Койот к его освобождению от дочери и корпорации?
Хэл слегка стиснул мои пальцы.
– Если и причастен, меня он в это не вовлекал.
Мы разомкнули рукопожатие, и Хэл вошел в кабину трансверсора. По светящемуся красному табло цифровых часов я увидел, что уже один час пополудни. У меня не было представления, когда вернется Марит и на какое время назначен прием, так что я побрел в просмотровую, нашел пульт дистанционного управления и принялся обозревать телевизионный ландшафт.
Телевидение, несмотря на все свои сто семьдесят восемь каналов, оказалось безлюднее Пустынного Заповедника в Южных Горах. Если отбросить платные каналы, которые, как только я стал перебирать их, начали выставлять счета в нижнем углу экрана, подавляющее большинство станций транслировало лишь черно-белое изображение. Смотреть это на настенном светодиодном экране «Сони» все равно что заказывать сушеный корм для собак в японском ресторане. Я ждал, что передачи будут банальными, но целый канал, посвященный повторному показу советских фильмов сорокалетней давности в духе 'Рабочего и колхозницы', – это уже чересчур. Тем не менее я подумал, что на советских телевизорах, которые были у большинства людей, эти фильмы смотрелись бы очень неплохо.
Городской общественный канал позволял немного проникнуть в нравы Феникса. Его программы варьировались от рекламных видеофильмов, посвященных невероятно оптимистичным картинам того, каким станет Феникс через пять лет, до крайне причудливой смеси коротких сюжетов, отражающих резкий разрыв между Центром и Затмением. Хиропрактики и натуропаты диагностировали болезни и предлагали исправить позвоночник тем пациентам, которые прижмутся спиной к экрану. Душевнобольные предупреждали о грядущих бедствиях и опаснейших заговорах, неведомых никому, кроме них. Почетные члены разнообразных сумасшедших домов – от 'Аризонцев за охрану черных скорпионов' до 'Скептиков Феникса' – призывали присоединиться к ним, заполняя эфир бесконечным потоком противоречивых и запутанных 'фактов'.
– Город мог бы назвать этот канал хорошим, плохим и безобразным, – пробормотал я, и тут на экране появилось лицо Генриха.
Его программа называлась 'Люди чистоты'. Он зачитывал, одно за другим, сообщения о преступлениях, совершенных людьми с цветной кожей, на фоне кадров, скопированных из программ новостей. Под конец, когда пошла лента, в которой он и его 'почетная стража' забивали ногами чернокожего юношу, Генрих провозгласил: 'Люди Феникса, придите к нам. Встаньте за наш город. Фениксу предначертано возродиться из пепла к, величию. Грязные людишки – это пепел человечества.
Придите к нам и верните себе свое наследие!'
Я невольно прицелился в него указательным пальцем, а большой отставил, словно взведенный курок 'крайта'.
– Когда-нибудь, Генрих.
