Индейцы, которые несли несчастную, грубо бросили ее в угол и ушли. Голова донны Розарио стукнулась об пол с глухим звуком; вид ее был поистине ужасен и, конечно, растрогала бы всякого, кроме кровожадной тигрицы, которой нравилось так жестоко обращаться с нею.
Длинные распустившиеся волосы молодой девушки в беспорядке падали на ее обнаженные плечи и прилипали к лицу вместе с кровью, которая текла из раны; лицо несчастной, запачканное кровью и грязью, имело зеленоватый цвет, а из полуоткрытых губ ее виднелись сжатые зубы. Руки и ноги, на которых еще висели концы грубых веревок, были испещрены кровоподтеками. Все ее тело дрожало от нервного трепета, а из тяжело поднимавшейся груди вырывалось свистящее дыхание.
Она все еще была без чувств. Красавица и Антинапоэль вошли в комнату.
– Бедная девушка! – прошептал индеец. Красавица взглянула на него с притворным удивлением.
– Я не узнаю вас, вождь, – сказала она с сардонической улыбкой, – Боже мой! До какой степени любовь изменяет человека! Как? Антинагюэль, самый неустрашимый воин четырех уталь-манусов Арокании, жалеет об участи этой дрянной девчонки! Прости, Господи! Вы кажется готовы расплакаться как баба!
Вождь печально покачал головой.
– Да, – сказал он, смотря на молодую девушку с мрачным видом, – сестра моя права; я сам не узнаю себя! О! – прибавил он тоном, исполненным горечи. – Точно, возможно ли, чтобы я, Антинагюэль, которому инки сделали столько зла, был таков? Какова же сила этого непонятного чувства, которого я до сих пор не знал, если она заставляет меня сделать низость? Эта женщина из проклятой породы: она принадлежит человеку, предки которого несколько веков были палачами моих предков; эта женщина здесь передо мной, в моей власти; я могу отомстить ей, насытить ненависть, которая меня пожирает, заставить ее терпеть самые жестокие мучения!.. И я не смею!.. Нет, я не смею!..
Эти последние слова токи произнес таким страстным и вместе ужасным голосом, что они походили на рев пантеры, попавшейся в капкан; в них было что-то, приводившее в ужас и леденившее сердце.
Красавица смотрела на Антинагюэля со страхом и восторгом; страсть его, походившая на страсть хищного зверя, трогала ее и интересовала, если можно так выразиться; она понимала все, что было свирепого и сладострастного в любви дикаря, который до сих пор считал единственными своими радостями битву, пролитую кровь и хрипенье своих жертв.
Красавица с любопытством смотрела на этого побежденного Титана, который стыдился своего унижения, напрасно боролся со всемогущей силой чувства, овладевшего им, и наконец с яростью принужден был признаться в своем поражении. Это зрелище было для нее исполнено прелести и неожиданности.
– Брат мой, верно, очень любит эту женщину? – спросила она кротким и вкрадчивым голосом.
Антинагюэль взглянул на нее, как бы пробудившись ото сна и сжав ей руку, так что чуть было не раздавил ее, вскричал запальчиво:
– Люблю ли я ее! Люблю ли я ее... пусть слушает моя сестра: когда отец мой умирал и ежеминутно готов был отправиться в блаженные долины охотиться со справедливыми воинами, он призвал меня и, приложив губы к моему уху, потому что жизнь уже угасала в нем (он едва мог говорить), открыл мне прерывающимся голосом несчастия нашего рода:
«Сын мой, – говорил он, – ты последний из нашего рода; дон Тадео де Леон последний из своего; после прибытия бледнолицых в наш край, фамилия этого человека находилась везде, во всех обстоятельствах, в борьбе с нашей; дон Тадео должен умереть, чтобы его проклятый род исчез с поверхности земли, а наш опять возвратил свою силу и блеск. Клянись мне убить этого человека, которого я никогда не мог настигнуть! Хорошо! – прибавил он, когда я дал клятву исполнить его волю. – Пил-лиан любит детей, повинующихся отцу; пусть сын мой сядет на свою лучшую лошадь и отправится отыскивать врага; пусть он убьет этого врага и сожжет труп его на моей могиле, чтобы я мог радоваться в другой жизни».
– По знаку моего отца, приказавшего мне ехать, я, не возражая, оседлал мою лучшую лошадь и приехал в город, называемый Сантьяго; я имел намерение убить моего врага, все равно где бы он мне ни попался; я хотел исполнить волю моего отца.
– Что ж далее? – спросила Красавица, видя, что Антинагюэль вдруг остановился.
– Далее, – отвечал токи глухим голосом, – неожиданно я увидал эту женщину, забыл все, клятвы, ненависть, мщение, чтобы думать только о любви к ней, и враг мой еще жив до сих пор.
Красавица бросила на него презрительный взгляд; Антинагюэль не приметил его и продолжал:
– В один день эта женщина нашла меня обливающимся кровью, умирающим, валяющимся во рву на дороге; она велела своим слугам поднять меня и перенести в ее каменное жилище; три луны просидела она у моего изголовья, принуждая удалиться смерть, которая готова была взять меня.
– А когда брат мой выздоровел, что же он сделал? – сказала Красавица.
– Когда я выздоровел, – отвечал Антинагюэль восторженно, – я убежал как раненый тигр, унося в своем сердце неизлечимую рану. Долго я боролся с самим собою, чтобы победить эту безумную страсть, все было бесполезно; два солнца тому назад, когда я уезжал из моей деревни, мать моя, которую я любил и уважал, хотела воспротивиться моему отъезду; она знала, что любовь влекла меня от нее, что я оставляю ее для того, чтобы увидеть эту женщину... моя мать...
– Ваша мать? – перебила куртизанка, едва переводя дух.
– Она упорно не хотела отпустить меня, и я безжалостно растоптал ее под копытами моей лошади! – вскричал токи задыхающимся голосом.
– О! – вскричала Красавица с ужасом, невольно отступив.
– Да, это ужасно, не правда ли? – сказал токи. – Убить свою мать!.. Убить ее из-за женщины проклятого рода! О! – прибавил он с ужасным хохотом. – Будет ли теперь сестра моя спрашивать меня, люблю ли я эту женщину?.. Для нее... для того, чтобы видеть или слышать одно из тех ласковых слов, которые она, ухаживая за мною, говорила мне своим голосом, сладостным и гармоническим как пение птицы, или только видеть ее улыбку, ту, которой она улыбалась прежде, я с радостью пожертвую самыми священными интересами моей родины, погружусь в кровь самых дорогих моих друзей... ничто не остановит меня...
Пока токи говорил таким образом, Красавица, слушая его, глубоко размышляла; когда он замолчал, она сказала ему:
