– Дон Тадео! – вскричал Бустаменте с гневом.
– Да, дон Тадео, тот, который несколько дней тому назад осыпал нас такими унижениями.
– Но я теперь свободен! – вскричал Бустаменте страшным голосом.
– И этим обязаны мне, – сказала донна Мария значительно, – потому что все ваши подлые сообщники вас оставили.
– Да, это правда; вы одни остались мне верны.
– Таковы все женщины! Они не понимают никаких побочных чувств, стремятся ко всему прямой дорогой; они любят или ненавидят; но довольно об этом; вам надо поспешить воспользоваться вашей свободой; вы знаете искусство и холодную храбрость вашего врага. Если вы дадите ему время, он в несколько дней сделается колоссом и станет на крепком гранитном пьедестале, которого вы не в состоянии будете опрокинуть.
– Да, – прошептал Бустаменте, как бы говоря сам с собой, – я это знаю, я это чувствую! Медлить – значит все потерять! Но что же я должен делать?
– Во-первых, не отчаиваться и наблюдать за всем, что будет происходить здесь. О! – прибавила донна Мария, наклонив голову вперед. – Слышите ли вы этот шум? Может быть, это помощь, которой мы ждем.
В лесу сделалось большое движение: это ароканы брали в плен конвой дона Рамона.
Явился Антинагюэль, ведя за собой человека, которого и Бустаменте, и донна Мария тотчас узнали. Этот человек был дон Рамон Сандиас. Приметив Красавицу, он вздрогнул от ужаса, и если бы Антинагюэль не удержал его, он убежал бы, рискуя быть убитым индейцами.
– Негодяй! – вскричал Бустаменте, сжимая ему горло.
– Остановитесь! – вскричала Красавица, освобождая сенатора, который был ни жив, ни мертв.
– Как? Вы защищаете этого человека? – вскричал Бустаменте вне себя от удивления. – Разве вы не знаете кто он? Не только он недостойно изменил мне вместе со своим сообщником Корнейо, но еще нанес вам эту ужасную рану.
– Я знаю все это, – отвечала донна Мария с улыбкой, которая заставила бедного сенатора задрожать и подумать, что настал его последний час, – но вера наша повелевает забывать и прощать обиды; я забываю все и прощаю дону Рамону Сандиасу; надеюсь, что и вы, дон Панчо, поступите так же как я.
– Но...
– Вы должны сделать тоже, что и я, – перебила донна Мария настойчиво, бросив значительный взгляд на генерала.
Бустаменте понял, что Красавица имела какой-нибудь тайный умысел и поспешил сказать:
– Хорошо, если вы этого желаете, донна Мария, я прощаю как вы; вот вам моя рука, дон Рамон, – прибавил он, протягивая свою руку сенатору.
Дон Рамон решительно не знал, должен ли он верить своим ушам, но на всякий случай с поспешностью схватил протянутую ему руку и пожал ее изо всех сил. Антинагюэль презрительно улыбнулся при странной развязке этой сцены, которой он не понял, несмотря на всю свою проницательность.
– Я вижу, что дело кончилось иначе, нежели я ожидал, – сказал он, – и потому оставляю вас... кажется, бесполезно связывать этого пленника.
– Совершенно бесполезно, – подтвердил дон Панчо. Антинагюэль ушел. Оставшись только с Красавицей и Бустаменте, дон Рамон в порыве признательности бросился к ним и вскричал с энтузиазмом:
– О! Мои спасители!
– Постойте, кабальеро! – вскричал дон Панчо. – Теперь нам надо объясниться.
Сенатор остановился в остолбенении.
– Неужели, дон Рамон, вы полагали, – сказала Красавица, – что такой пошлый плут как вы, может внушить нам малейшую жалость?
– Дело в том, – прибавил Бустаменте, – что нам хотелось одним распоряжаться вами...
– Вы сознаетесь, не правда ли, – продолжала Красавица, – что вы в нашей власти и что если мы захотим убить вас, так это для нас очень легко?
Сенатор был раздавлен.
– Теперь, – прибавил Бустаменте, – отвечайте категорически на все вопросы, которые вам сделают; я должен предупредить вас, что ложь будет стоить вам жизни.
Новый трепет пробежал по членам сенатора. Бустаменте продолжал:
– Как вы очутились здесь?
– О! Очень просто, генерал; на меня напали индейцы.
– Куда вы ехали?
– В Сантьяго.
– Один?
– Нет, черт побери! – вскричал сенатор. – У меня был конвой в пятьдесят всадников... Но, увы! – прибавил он со вздохом. – Этого оказалось недостаточно.
При слове «конвой», Бустаменте и Красавица переглянулись. Дон Панчо продолжал допрос.
– Зачем вы ехали в Сантьяго?
