разговор. Наконец Валентин, стараясь выйти из этого затруднения, решился заговорить.
– Ну! Какой ответ намерены вы дать дону Грегорио Перальта, дон Тадео?
– Вы знаете, друг мой, – отвечал дон Тадео, обернувшись к Валентину, – что Чили, освободившись от человека, который увлекал ее к погибели, не имеет более нужды во мне; я не намерен более заниматься политикой; довольно долго тратил я жизнь на неблагодарный труд, который предпринял, чтобы упрочить независимость моего отечества и освободить его от власти честолюбца. Я исполнил мою обязанность; час отдыха пробил для меня; я отказываюсь от президентства, которое предлагает мне дон Грегорио от имени народа, и хочу посвятить себя единственно счастию моей дочери.
– Не могу не поддержать вашего намерения; оно благородно и прекрасно, дон Тадео; оно достойно вас, – отвечал граф.
– А вы скоро намерены отправить этот ответ? – спросил Валентин.
– Через несколько минут; но к чему этот вопрос? – позвольте спросить.
– Дело в том, – отвечал Валентин, – что друг мой и я возьмемся доставить его, если вы хотите.
Дон Тадео удивленно вскинул брови.
– Как это? – вскричал он. – Что вы хотите сказать? Неужели вы думаете оставить нас?
Печальная улыбка мелькнула на губах молодого человека; надо было храбро приступить к делу, и он не колебался.
– Бог мне свидетель, – сказал он, качая головой, – что самое пламенное мое желание было бы остаться здесь.
– Да, – перебил граф, украдкой бросая невольный взгляд на донну Розарио, которую казалось нисколько не занимал происходивший разговор, – да, мы и то уже слишком долго оставались в вашем очаровательном убежище; эта восхитительная жизнь расслабляет нас; если мы не поторопимся вырваться отсюда теперь же, то никогда не покинем вас...
– Вы должны ехать? – повторил дон Тадео, лицо которого омрачилось, а брови нахмурились. – К чему это?
– Разве вы не знаете, – отвечал Луи, который ободрился при виде беззаботного вида молодой девушки, – что когда мы в первый раз имели счастье встретиться с вами...
– Счастье было для меня, – с живостью перебил дон Тадео.
– Пусть так... мы гонялись тогда за фортуной, – поспешил досказать Валентин, – слава Богу, – прибавил он весело, – слава Богу, теперь наша помощь вам уже не нужна; мы не хотим далее употреблять во зло ваше любезное гостеприимство...
– Это что значит? – вскричал дон Тадео, вставая. – Что вы называете употреблять во зло мое гостеприимство?
– Мы должны ехать, – холодно отвечал Луи.
– О! Я не поверю, чтобы жажда золота побуждала вас оставить меня. Ваши сердца так возвышенны, что эта гнусная страсть никак не могла овладеть ими. А если и так, зачем вы не говорили об этом мне? Слава Богу, я довольно богат и могу дать вам этого презренного металла больше нежели вы могли бы приобрести его в своих безумных поисках.
– Дон Тадео, – отвечал благородно граф, – не жажда золота побуждает нас; расставшись с вами, мы намерены удалиться к пуэльчесам.
Дон Тадео сделал движение удивления.
– Не имейте дурного мнения о нас, – продолжал с жаром молодой человек, – верьте, что если бы важные причины не принуждали нас удалиться, я по крайней мере был бы счастлив остаться с вами; я вас люблю и уважаю как отца.
Дон Тадео с волнением ходил по зале; через несколько минут он остановился перед графом.
– Можете вы объяснить мне эти причины? – спросил он дружелюбно.
Молодая девушка с любопытством приподняла голову.
– Не могу, – отвечал Луи, потупив глаза. Донна Розарио с досадой пожала плечами. Ни один из этих почти незаметных оттенков не ускользал от пытливого взора Валентина.
– Очень хорошо, кабальеро, – возразил дон Тадео с холодным достоинством и оскорбленным тоном, – вы и ваш друг можете поступать, как вам заблагорассудится. Простите мне мои вопросы, но ваше намерение, которое я напрасно стараюсь объяснить себе, разрушает безвозвратно одну драгоценную надежду, осуществление которой составило бы мое счастие; я ошибся, не будем более говорить об этом; не сказал ли Господь: «Раствори настежь дверь твоего дома гостю, который хочет войти, и тому, кто хочет выйти!» Вот мое письмо к дону Грегорио Перальта; когда вы желаете ехать?
– Сию же минуту, – отвечал граф, взяв письмо дрожащей рукой, – друг мой и я, мы имели намерение проститься с вами немедленно после завтрака.
– Да, – подхватил Валентин, который заметил, что его молочный брат, побежденный волнением, не мог продолжать, – мы хотели просить вас принять нашу признательность за дружбу, которую вы удостаивали показывать нам, и уверить вас, что воспоминание о вас всегда будет жить в глубине наших сердец.
– Прощайте же! – сказал с волнением дон Тадео. – Дай Бог, чтобы вы нашли в другом месте то счастье, которое ждало вас здесь!
Валентин поклонился, но ничего не отвечал; слезы душили его, он боялся, что не будет иметь силы исполнить свою последнюю жертву. Граф обернулся к донне Розарио:
– Прощайте, сеньорита! – прошептал он прерывающимся голосом. – Будьте счастливы!
Молодая девушка не отвечала. Он вдруг отвернулся и большими шагами пошел к двери.
