– А если не отдашь, так я тебе камня на камне не оставлю. Кидай чернобурок, или поломаю всю лавку! – Егор снова ударил дубиной по стене.
Дверь распахнулась. Из темноты высунулось длинное ружейное дуло. Грохнул сильнейший выстрел старинного фитильного ружья. Одновременно в лавке раздался вопль. Егор догадался, что при отдаче стукнуло стрелка прикладом.
Кузнецов отошел от двери и притих. Пахло паленым. Выстрелом опалило ему бороду. Немного погодя из дверей высунулась голова Шина. Егор замахнулся, и будь у него дубина полегче, Шин не успел бы исчезнуть невредимым и захлопнуть дверь.
– Кидай, кидай чернобурок, не раздумывай! – крикнул Егор и принялся колотить дубиной.
Глина на стенах трескалась и осыпалась, жерди на крыше дребезжали и прыгали.
– Эй, Егор! – жалобно воскликнул купец. – Чернобурку отдаю, ты не сердись, наш дом не ломай, мы не стреляем!
– Как это не ломай? А ты детям жизнь ломаешь – это можно?
Торгаши, видимо, признавали себя побежденными, но Кузнецов опасался, нет ли тут подвоха. Прекратив осаду лавки, он остался настороже, стоя между выбитым окном и дверью. Потом он быстро подпер дубиной прикрытую Шином дверь, а сам, вооружившись топором, встал возле окна. Теперь лавочники в своей же лавке были как в западне.
Из окошка выкинули чернобурок. Опасаясь попасть под выстрел, Егор подгреб их к себе топорищем и спрятал за пазуху.
– Теперь рукавицы кидай!
– Какие рукавицы?
– Сам знаешь, какие рукавицы.
Переговариваясь, торговцы забегали по лавке, видимо разыскивая рукавицы.
– Одна рукавица есть, другой нету! – жалобно кричал Гао Да-пу.
– Ищи другую у кадушки, возле прилавка.
Наступила тишина. Торговцы, видимо, искали.
– Есть, есть! – вдруг весело закричал Гао Да-пу. – Нашел, лови!
Обе варежки вылетели через окошко и упали в снег.
– А соболя надо? – кричали торговцы, видимо готовые все отдать со страха.
– Соболя себе оставь. За долги да за покупки тебе хватит его с сиводушкой.
«И соболя-то им еще много будет, – подумал Егор, – соболь-то хороший».
Подняв варежки, Егор зашел за угол и, все еще опасаясь, чтобы ему не выстрелили в спину, отходя, держался той стороны, где в стенах лавки не было окон.
В кустарниках его повстречал Савоська в сопровождении нескольких гольдов. С молчаливым восхищением они отдали Егору найденный ими кнут и повели мужика к стойбищу.
В доме Кальдуки было всеобщее ликование. Старики наперебой кланялись Егору и лезли к нему целоваться. Савоська оживленно махал руками, рассказывая все подробности освобождения Дельдики. Егора усадили за столик, но он отказался от угощения и стал собираться домой. Кальдука снова опустился перед ним на колени, прослезившись, о чем-то его просил.
– Он дочку просит взять с собой, чтобы ты увез ее к Анге на Додьгу, а то, когда ты уедешь, Гао придет и опять отберет девку. Пожалуйста, вези ее к Ивану, – сказал Удога.
…Было еще не поздно, когда Егор с Дельдикой тронулись в дорогу. Застоявшийся конь, чуя, что путь ведет домой, бойко побежал по тропинке. Розвальни закачались на сугробах. Луна, как золотая белка, запрыгала в узорчатых вершинах лиственниц. Егор оглянулся на огоньки в фанзе торгашей и шибче погнал Саврасого.
«Так вам и надо! – подумал он. – В другой раз, может, не станете издеваться над людьми».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
За думами Егор незаметно добрался до Додьги.
– Доехали, – сказал он маленькой гольдке, остановив Савраску подле Ивановой избы.
Дельдика забеспокоилась и что-то залепетала по-своему. Егор помог ей выбраться из розвальней и повел в избу. Притворив за собой дверь жарко натопленной избы, мужик покашлял, но из темноты никто не отзывался. Слышно было только, как, часто и быстро стуча ногой, зачесалась в углу собака.
– Григорьевна, ты дома? – спросил Кузнецов.
– Кто это? – послышался с полатей испуганный и хриплый голос Бердышова.
– Никак, это ты, Иван? Слезь, я тебе гостью привез.
– Чего это тебя в полночь носит?.. Анна, поди засвети огонька: кого он там привез?
Бердышова слезла на пол, высекла огонь и зажгла лучину.
– Дельдика! – с восторгом воскликнула она, и обе гольдки радостно бросились друг к другу.
Тем временем Иван Карпыч слез с полатей и, поджав ноги, присел на лавку.
– Ты к китайцам, что ль, ездил? – спросил он.
