касается темного создания, которое нас связывает…
Она обеими руками вцепилась в мое плечо:
– Но ведь ты понимаешь, о каком создании я говорю. Не спорь!
Я слегка откашлялся, прикрывшись левой рукой:
– Я тоже видел сон, Ксоя, но он просто сложился из легенд и слухов. Мне он тоже показался настоящим, и все-таки я знаю, что это был просто сон.
– Откуда ты это знаешь?
Я задумался, пожал плечами:
– Ну, просто знаю…
Ее голос стал ледяным:
– Понятно… – голубые глаза превратились в щелки. – А если я докажу тебе, что это был не простой сон?
– Как ты это докажешь?
Ксоя оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слышит, и только после этого ответила:
– Моя бабушка потому и знала, что я нуждаюсь в помощи, что она сама ясновидящая. Об этом мало кто слышал. Бабушка оставила занятия магией после свадьбы с дедушкой, так что ее тайна известна только нашим домашним. Но она могла бы убедить тебя, что твой сон – провидческий.
– Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?
– И не только. Я хочу, чтобы ты позволил ей предсказать твое будущее. Она могла бы рассказать тебе что-нибудь такое, чего никто не знает, кроме тебя.
Я покачал головой:
– Мне это не интересно.
– Будет интересно.
– Не думаю.
В улыбке Ксои появилась знакомая самоуверенность:
– О, ты с ней встретишься. Я это видела.
– Возможно, и встречусь, – я снял ее руку со своего запястья. – А ты не видела заодно, как я приглашаю тебя танцевать?
Ее улыбка стала еще шире:
– Я видела, как ты стараешься увильнуть от разговора.
– И как, мне это удалось?
– Посмотрим!
Мне это удалось, но только на время. Впрочем, этого оказалось достаточно, потому что бабушка, быстро устававшая от шума веселья, рано увозила нас домой. Я еще успевал сыграть партию-другую в шахматы с Нобом и притом выспаться перед ранним подъемом и ежедневными упражнениями, к которым с раннего детства приучил нас Адин.
Как ни странно, я не забросил занятия и тренировки, которыми дедушка заставлял нас встречать каждый новый день. Впервые оказавшись предоставленным самому себе, я чуть не взбунтовался, доказывая, что я достаточно хорош и без его упражнений. В конце концов вот я здесь, в столице, а он все торчит в своих Быстринах! Откуда ему знать, что для меня теперь лучше?
Но на деле выяснилось, что в столице я чувствовал себя чужим и нуждался в якоре, связывавшем меня с домом. Каждое утро, проснувшись прежде, чем солнце выкатывалось из-за горизонта, я заставлял себя выбраться из теплой постели и тащился в оружейную. Там, поеживаясь от холода, я принимался за растяжки и приседания, отжимался и стоял на руках. Привыкая к новой шпаге, я отрабатывал различные защиты и доводил себя до пота, сражаясь с тенью.
Однажды утром, переводя дух после выпада, насмерть поразившего врага, я услышал из-за приоткрытой двери аплодисменты. Прислонившись к косяку, в дверях стоял Кит.
– Глубоко же в тебя въелась адинова наука, Лок!
Я утер пот тыльной стороной руки:
– Глубоко. А тебе это не по нраву?
Концом рапиры я указал на пентаграмму из пяти стрел, вышитую у него на груди.
– Что ты понимаешь в его школе! У тебя уж, конечно, был другой учитель. Адин и под страхом смерти не взялся бы за лук.
Кит хитро усмехнулся:
– У вас в Харике хватает ума подпускать врага так близко, чтоб его можно было прикончить мечом.
– А у вас в Гераке не хватает смелости почувствовать дыхание врага на своем лице! – я надел на рапиру чехол. – Нам не к лицу перебраниваться, словно деревенским мальчишкам, кузен. У нас есть лучший способ выяснить отношения.
Сухопарый разведчик легко рассмеялся:
