Пусть приблизится только один из вас.
— Хорошо! — ответил всадник, ехавший впереди и который был не кто иной, как Поблеско.
Они разменялись несколькими словами со своими спутниками, все спешились и привязали лошадей к деревьям.
Капитан заметил, что Поблеско и его товарищи, сходя с лошадей, вынули пистолеты из чушек и заткнули их за пояс.
Три человека остались посреди дороги, а Поблеско подошел один.
— Разве вы меня не узнали? — сказал он, остановившись в десяти шагах от повозки. — Это я предлагал вам рекомендательные письма в Мец.
— Я очень хорошо узнал вас, — ответил капитан, — но не видав вас перед отъездом, я предположил, что вы забыли о вашем обещании.
— Я никогда ничего не забываю, милостивый государь. Я эти письма вам привез.
— Сознайтесь сами, что это немножко поздно.
— Я подумал, что, может быть, следует собрать о вас некоторые сведения, прежде чем отдавать вам эти письма. Наше свидание было очень коротко, а разговор очень поверхностен в эту ночь.
— Надо было подумать об этом. Притом не я просил у вас этих писем. Во всяком случае не было никакой необходимости гнаться за мною с такой многочисленной и вооруженной свитой.
— Оттого, что мне пришли некоторые подозрения, — сказал Поблеско с насмешкой, — которые я не прочь разъяснить, а так как я полагаю, что вы отказались бы мне дать их добровольно, то я взял с собою людей, чтоб добиться их от вас.
— Силою, не так ли?
— Вы сами это сказали. Угодно вам исполнить мое желание?
— На вопрос, предложенный таким образом, у меня есть только один ответ: я не согласен.
— Берегитесь, милостивый государь, подумайте, прежде чем ответить. Вас только двое, вы плохо вооружены, как мне кажется, между тем как нас четверо, как вы видите.
— Полно, полно, — сказал Оборотень, качая своей огромной головой, — я вижу, что дело идет на расправу, — и он бросил свою палку.
В ту же минуту у них обоих очутились в руках шаспо.
— Вы ошибаетесь, — ответил капитан, прицеливаясь в Поблеско, — мы вооружены, вооружены даже очень хорошо, как вы видите в свою очередь. Берегитесь же; при малейшем движении я вас убью наповал.
Поблеско остался неподвижен, бледен, но тверд. Очевидно, он не ожидал такого резкого ответа.
— Вы забываете моих спутников, — сказал он.
— Посмотрите-ка на ваших спутников, — сказал Оборотень.
Поблеско машинально повернул голову.
— Том! — закричал Оборотень. — Подхвати-ка этого господина, старикашка!
Собака бросилась как тигр на молодого человека, схватила его за горло и сбила с ног, прежде чем он успел увидать это нападение, которого, конечно, вовсе не ожидал.
— Довольно! — закричал контрабандист. — Не сжимай так крепко, мой бриллиантик, ты можешь задушить, а это было бы жаль.
В одну минуту Поблеско был обезоружен и поставлен в невозможность сделать движение.
А его три спутника также находились в положении критическом.
Как мы сказали, они стали посреди дороги и разговаривали между собою шепотом, внимательно наблюдая за движениями своего начальника и путешественников.
Это-то внимание и погубило их.
Пока они смотрели вперед, они не видали Паризьена, который украдкой вышел из леса и подошел к ним не будучи ни видим, ни подозреваем, поднял ружье и начал угощать их по спине, по голове и по плечам градом ударов, от которых они без чувств повалились на сырую землю.
— Э! — сказал Паризьен. — Теперь Оборотень не скажет, что я не годен ни к чему; надеюсь, что я славно отделал! — вскричал он с самодовольствием.
Не теряя ни минуты, он отобрал у всех трех их оружие, крепко связал их веревками, которые нашел в их карманах и, вероятно, принесенных для другого употребления.
Исполнив эту обязанность, он сел философически на край дороги, чтоб не терять своих пленников из виду, и закурил трубку, бормоча сквозь зубы:
— Подождем теперь приказаний капитана.
Глава XX
Катастрофа
Между тем Поблеско сделалось очень неловко, пока Паризьен так обращался с его свитой.
Том сжимал его все больше и больше, и если б Оборотень не подоспел вовремя, молодой человек был бы задавлен.
Горло Поблеско до того было стиснуто, что ему потребовалось несколько минут для того, чтоб прийти в себя.
— Вы разбойники, злодеи! — кричал он, когда наконец успел произнести несколько слов.
— Разбойники! Вам угодно смеяться, милостивый государь, — ответил Оборотень насмешливым голосом, — если мы отнимем у вас оружие и бумаги, то за это оставим вам ваш кошелек. Верьте мне, вы слабее нас, покоритесь добровольно.
— Негодяи! — проворчал с бешенством Поблеско.
— Негодяй и разбойник только вы, милостивый государь, — сказал тогда капитан сухим голосом с выражением неимоверного презрения. — Разве мы на вас напали? А теперь, когда вы доведены до невозможности и бессилия вредить нам, извините-ка, если можете, ваше поведение. Я готов вас выслушать.
— Если вы тот, кем я вас предполагаю, мое поведение не имеет надобности в извинении. Вы прекрасно понимаете, какая причина заставляет действовать меня.
— Я не знаю, на что вы намекаете. Я отвечу вам только, что бесчестный поступок никогда не может быть оправдан.
— Может быть. Во всяком случае я сделаю вам вопросв свою очередь.
— Какой?
— Осмелитесь ли вы утверждать, что вы меня не узнали в эту ночь в гостиной Штаадта? Я видел, как вы вздрогнули, когда ваш взгляд устремился на меня.
— А если бы и так, что вы заключаете из этого?
— Я заключаю то, что вы меня узнали, знаете мое имя, знаете кто я, и что вы обманули, назвав себя Розенбергом и утверждая, что обе дамы, сопровождающие вас, ваша жена и мать.
— Если меня зовут не Розенберг, как вы уверяете, то как же? Я жду, чтоб вы мне сказали это.
— Ваш способ отвечать другим вопросом на мой вопрос нисколько не удивляет меня. Это доказывает мне, напротив, что я не ошибся и что вы именно тот, кого я узнал.
— Как вам угодно. Поле предположений обширно. Ваша воля блуждать по нему. Только позвольте мне не следовать за вами. Положим, что я ношу сегодня другое имя, а не то, которое мне принадлежит, то я полагаю, не вам должен я признаваться в этом. Между нами не существует дружелюбной связи, такой короткой, которая давала бы вам право на такое доверие с моей стороны.
— Но ведь вы знаете мое имя?
— Да, это правда, я знаю ваше имя. Я знаю даже, кто вы, или, по крайней мере, за кого вы себя выдаете, потому что в вас все мрачно и таинственно. Но с Божией помощью нам удастся когда-нибудь разъяснить все эти потемки, за которыми вам угодно скрывать вашу личность.
— Послушайте, после такого признания один из нас лишний на земле. Я в ваших руках, убейте меня, потому что, клянусь вам, если вы выпустите меня, я вас убью.
— Как вам угодно. Вы, без сомнения, учились в хорошей школе, и если б я позволил вам, вы применили бы на практике несколько минут тому назад уроки убийств, полученные вами. А мне, признаюсь вам, неизвестна наука убивать безоружного человека. Я мог бы, пожалуй, согласиться на дуэль, но я имею правило скрещивать шпаги или размениваться пистолетными пулями только с честным человеком. Теперь,
