– Давай его совсем убиваем! – ласково обратился Денгура к Жеребцову.
– Нет, убивать не смейте! – оборвал Оломов гольда. – Вы что?
– Издали им не видно, что за люди приехали, – серьезно заговорил Жеребцов. – У нас купцы бывают, на пароходе сюда заходят, а к берегу также не могут пристать. Перегружают товар в лодки, не доходя до берега. Тот раз вода совсем малая была, быков по воде бродом верст пять гнали, да завечерело. Купец ночевал в лодке, а быки стоят в воде и ревут…
– Проводник один не надо ходить, солдат надо, – тихо сказал Денгура.
– Да, нельзя их пустить одних, – согласился пехотный офицер. – У меня есть разведчики. Снимут любого часового, приведут языка… Позвать Сукнова! – крикнул он, радуясь случаю отдать дельное распоряжение и выказать качества своих солдат.
– Нам нечего опасаться за солдат. Хищники увидят форму и не посмеют…
– Ну нет, там такие головорезы, что и пальбу откроют, а сами потом разбегутся.
Денгура льстиво поклонился.
– Обход надо, – сказал старик, – а то уйдут… золото унесут…
– Тут кругом на сотню верст болота, мхи, – сказал Никита.
По трапу поднялся унтер-офицер Сукнов и вытянулся перед офицерами.
– Пойдешь в разведку на лодке. С собой возьми проводника и двух солдат. Переоденься, и не спугните их.
Жеребцов знал, что на прииске о приближении отряда узнают заранее.
– У них два караула. Тут первый, а дальний на протоке стоит. На втором часовым живет Гаврюшка. Вот дока! Оттуда и телеграф проведен! – рассказывал Никита.
– Что же ты молчал?
– Да ведь что с него, с телеграфа. Забава! Он, что настоящий, государственный, словом, что и у них – одинакова…
– Как это одинакова?
– Ну, не работает…
Жеребцов знал, что Гаврюшке, может быть, уже сообщили, что идет полиция.
– А вода-то, вода, как круто валит, – замечали солдаты.
Мутный с густой желтизной поток шел из ущелья.
– Видно, там гребут золотишко.
– Да, там золотую-то тянут жилу!
Лодка с разведчиками быстро отошла от парохода.
– Будем ждать сигнала, – уверенно сказал поручик. – Какой воздух, какой воздух, господа! Чудесная амурская осень!
Через час заметили человека на скале, он махал флагом. Оттуда несколько раз выстрелили.
– Ну, господа, путь открыт! – густо пробасил Оломов.
Все засуетились.
От парохода и от баркаса отвалили четыре лодки, щетинившихся ружьями.
Сопка стала терять голубизну, желтеть, хвойная зелень и желтый березник проступали на ней, и вскоре утесы ее надвинулись к лодкам, а острый камень, видный издали, скрылся за увалом. Стуча сапогами по гальке, отряд выбирался на сушу и строился на каменистом берегу.
Сукнов подвел схваченного часового. Это был вятский мужичонка. Он караулил дорогу на прииск с дробовым ружьем.
– Стрелять хотел! – показывая его оружие, со злом говорил Ибалка.
– Батюшка! – кинулся мужик в ноги Телятеву.
– Вот вам первый образец таежных республиканцев!
– Сукнов! – сказал Оломов. – Поезжай на баркас. Говорят, можно в большую воду баркас провести на шестах. Начинайте с оставшимися людьми перегрузку в лодки и складывайте все тут на берег. Выставь часовых. Осадка будет меньше – подведешь баркас на шестах наверх. Не задерживайся с разгрузкой.
Сукнов оставался охотно. Он знал, что на прииске много крестьян-переселенцев, и ему не хотелось участвовать в их разгоне.
Подле утеса заночевали. Утром лодки пошли вверх по реке.
Неподалеку от Гаврюшкиного караула вперед отправилась угда с полицейским урядником, Ибалкой и пятью солдатами. Жеребцов стоял в ней на корме с шестом.
Гаврюшка вышел из травы.
– Стой! – прицелился в него урядник Попов.
– Беги бегом! – весело крикнул Ибалка и вынул револьвер.
