подумал, за что они там воюют. Пишут в газетах – война не для народа, для богатых. Все прочитают и опять же воюют, опять погонят народ, обуют, оденут, выкормленных. А кто-то же их родил, нянчил, дураков. Да мы лошадей больше жалеем. Кого убили в тайге, так уже все знают, столько разговоров…
Иван пошел к Бормотовым. Там появилось угощение. Старики просили Ивана довезти Дуняшу до Тамбовки на пароходе.
– Ильи-то нет, скучает. К матери гостить собралась, а непогода, – толковала Анисья, – сделай угождение. Любил, поди, когда-то дивчину, окажи ей покровительство, а то ей с детьми-то в лодке…
– Поезжай с ним! – сказала Арина. – Он тебя довезет.
– Да я за день сама доберусь! – отвечала Дуняша.
– Да что уж ты! Поди-ка, свой человек – обидишь! Он просит тебя. Не шути, осеннее время! С детьми-то не шути. Какая удалая нашлась!
ГЛАВА 22
Под железным бортом бухала желтая вода, и время от времени веер брызг обдавал палубу. Китайчонок водил ребятишек Дуни на палубу, показывал вентиляторы, рубку с дымившейся трубой, их окатило водой. Стекла рубки обливались, словно на них плескали непрерывно из ведер. Дети ушли.
В рубку вошел капитан и, приподнявшись на цыпочки и прищелкнув пальцами, сказал с восторгом:
– Какая красавица с нами едет!
Капитан из забайкальских казаков, ростом невысок. Усы и борода плохо растут, клочья густой черни торчат под скулами.
Иван стоял у штурвала. Он не ответил. Дуняша с детьми устроена в отдельной каюте. Оттуда все имущество Ивана вынесено и духа его нет.
Китайчонок с косой пособляет Дуняше, приносит кушанья с камбуза, все убирает, играет с детьми, как нянька. Он живо снял с ребят мокрые рубашки, выстирал, выгладил, принес перед обедом накрахмаленные.
На пароходе знают, что Иван взял в своей деревне пассажирку, какую-то свою родственницу. Баба сочная, молодая, гладкая.
Механик поднялся, постучал к ней в дверь, зашел в каюту. Он с черной головой в проседи.
– Как переносите качку? – спросил у Дуни.
– Мы привычны! – вежливо ответила Дуня.
– Пароход наш морской, ходим к Сахалину на промысла морской капусты. Бывали в Японии. Ведь это только говорят, мол, Япония. А на пароходе близко. Как отсюда до Николаевска. От Сахалина до их порта… Грузим капусту, идем во Владивосток и, если шторм, зайдем к японцам… Какой ты беленький! Смотри, тебя сороки украдут! – сказал он Павке. – Видите какая качка. Иван Карпыч у нас сам у руля сегодня. Он как вам приходится?
– Дяденька мой! – ответила Дуня.
«Одета в бархатное пальто с собольим воротником, не каждая барыня в таких мехах! – подумал механик. – Бердышов выказывает ей полное уважение, в каюту не заходит, позвал ее старшего парня в рубку, давал ему штурвал в руки. Велел зайти и спросить, не тревожит ли машина? Кажется, родственница из богатенькой семьи…»
Механик спустился к себе, где лязгали и бегали шатуны и поршни.
– Ну как, видал? – спросил его помощник.
– Видал.
– Теперь я пойду, вот я игрушку отнесу ребятам…
В рубку заглянула Дуняша.
– Здравствуйте! – сказала она.
Все заулыбались. И рулевой, и капитан, и сам Иван.
– Заходи, живо, а то снесет и прыгать за тобой придется, – ответил Иван.
Мальчик тер глаза.
– Уведи его, да побаюкай, – сказал Иван рулевому, – видишь, как его укачало. Посиди с ним.
Рулевой повел Семена в каюту. Капитан ушел отдыхать.
– Ты что грустна? – спросил Иван.
Дуня не ответила.
– Уходи ко мне от мужа, – сказал он.
– А разве так можно?
– А разве ты не видела, как на прииске люди живут?
– То на прииске!
– И всюду так. Теперь все можно…
– Нет, – ответила Дуня. – Нельзя.
– Все можно. Я уж тебе говорил, попы продажны. Мы с тобой уехали бы… Куда хочешь. Ну, скажи…
