мореплавания на Востоке, Муравьев помянул, что следует подумать об Амуре.
— С Амуром все покончено, — хмурясь, ответил царь. — Зачем нам эта река, когда положительно известно, что в устье ее могут входить только лодки. Главный пункт русского влияния на Востоке следует видеть в Камчатке. Там отличный порт. А река Амур теряется в песках, — добавил он. — Река эта бесполезна для нас.
Государя нельзя спрашивать… но Муравьев понял, что, видимо, были какие-то новые исследования, доказано еще раз, что Амур недоступен. Это в свое время особенно рьяно доказывал великий Крузенштерн.
…Осенью, оставив Тулу, Муравьев прибыл в Петербург. Гнедые кони завезли его дорожную карету под круглую арку новой гостиницы, что напротив Исаакиевского собора. Ему отвели трехкомнатный номер с окнами на площадь. В передней устроился его неизменный спутник, лакей и камердинер Михайла.
Утром из окна Муравьев увидел отражавшие солнце двойные ряды гранитных колонн нового собора, а на них тяжелые фронтоны с бронзовыми ангелами и колоннаду под куполом.
Он чувствовал себя в столице, в своем родном городе, полным энергии и смелых планов. Теперь он уже был тут не стесненным в деньгах петербуржцем, сыном разоряющегося помещика, а наехавшим из глубины России богатым вельможей. Сибирь представлялась ему огромным полем деятельности.
«Но с проектами ныне надо действовать осторожней и осмотрительней, сообразовываться с политическими обстоятельствами».
После урока, который дал ему Николай, он решил, что необходимо сдерживаться, но для достижения своих целей в Сибири не следует останавливаться перед крутыми мерами.
Он хотел ознакомиться в Петербурге с амурским делом, но, полагая, как царь сказал, что самое важное для Сибири акциз и откупа, отложил его. «Займусь Амуром на месте», — решил он. Муравьев слыхал много раз от разных людей, что Крузенштерн ошибся… Надо было узнать, были или нет новые исследования.
А по Петербургу прошел слух, что губернатором в Восточную Сибирь назначен человек смелых, прогрессивных взглядов, не побоявшийся сказать Николаю о необходимости раскрепощения крестьян.
К Муравьеву приходили студенты, молодые ученые, изобретатели, подавали проекты, предлагали свои услуги для работы в Сибири. Являлись сибиряки, ходатайствовали о развитии страны, об открытии обществ, школ, подавали доносы, жалобы на произвол и притеснения полиции, чиновников, высказывали надежды, что теперь в Сибири наступит оживление.
Никогда бы Муравьев не подумал, что так много сибиряков живет в Петербурге. Вот дошлый народ! Какое-то нашествие! Куда добрались! И многие петербуржцы-купцы торговали с Сибирью. И через Сибирь с Китаем на Кяхте. И впрямь это были не тульские помещики и крепостные. Толковали про торговлю с Америкой! Про китов и китобоев. Что Америка воевала с Мексикой[53] и нам надо это помнить. Про Китай и духовные дела нашей миссии там[54]. Про открытия синологов. Боже мой! Век проживя в Туле или на Кавказе, ничего подобного не услышишь.
А петербуржцы припугивали — гляди, брат Николенька, ваше превосходительство, ведь там сосланные за двадцать пятое декабря, там Трубецкой[55]. Еще, говорят сидят такие злодеи, про которых все забыли. Похуже декабристов…
Некоторые сибиряки, кажется, не верили, что новый губернатор может отступиться от старых порядков, но все же шли к нему.
Да, множество сибиряков живет или учится в Петербурге. В этом видно стремление сибирского населения к развитию, к знаниям.
Но не одни сибиряки интересовались судьбами Сибири. Муравьев, готовясь к исполнению новой должности, встречался и с другими знатоками этой страны — географами, полярными путешественниками. Никогда прежде не приходилось ему замечать такого коренного и разностороннего интереса к Сибири в петербургском обществе.
Муравьев всех слушал, все запоминал. Он внимательно следил за упоминаниями о Сибири в печати.
Передовые русские люди смотрели на эту огромную холодную землю как на страну будущего, в которой нет и никогда не было крепостного состояния.
И все, кто говорил, писал и думал о Сибири, утверждали, что России необходимо стать твердой ногой на Тихом океане.
Глава пятая
ВСТРЕЧА В ГОСТИНИЦЕ
Муравьев познакомился в Петербурге с лейтенантом Геннадием Невельским… …решил, что Невельской и есть тот человек, который был ему нужен…
Лависс и Рамбо[56]. История XIX века.
Капитан-лейтенант Балтийского военного флота Геннадий Невельской… Назначен на транспорт, который строится в Финляндии, на верфях Бергстрема и Сулемана, и должен следовать кругосветным путем, чтобы доставить грузы в Петропавловск-на-Камчатке…
— Как командир транспорта, следующего в порты Восточной Сибири, по рекомендации начальника Главного морского штаба явился представиться вашему превосходительству!
Невельской некоторое время приглядывался к Муравьеву, обмениваясь с ним короткими замечаниями. Когда же этот моряк разговорился, Муравьев понял, что он желал бы исследовать на своем транспорте устье Амура, но, кажется, скрывает свое намерение от начальства. Нюхом генерал чуял, что у Невельского должна быть сильная рука… Кто? Он говорил с чувством, но сбивчиво и то, что обычно говорили про Амур: что, возвратив эту реку, Россия получит удобный путь к Тихому океану, средство к верному и быстрому снабжению Камчатки и Аляски и тогда мы сможем создать океанский флот; что Сибирь со временем заселится и разовьется, на устье Амура и на побережье возникнут русские города; что в будущем Китай получит развитие и эта ныне безгласная империя превратится в одно из значительных государств мира, а надлежащий выход в океан поможет нам завязать настоящие отношения как с соседними портами Китая, так и с портами других народов Востока, а также с Соединенными Штатами. Без Амура у Сибири нет будущего. Если же Амур захватят англичане, они со временем попытаются превратить Китай в свою колонию и надолго вобьют клин между нами и этой великой нацией. Постепенно он увлекся и заговорил ровней и реже заикался.
Невельской помянул об американцах:
— Они всюду на Восточном океане и в наших морях. Охотское море во множестве посещается их китобоями. После войны с Мексикой давление американцев на Китай усилится, и это мы должны предвидеть. В Китае они успешно соперничают с англичанами, стараясь действовать совершенно иными средствами и расположить народ к себе.
Муравьев приглядывался к Невельскому с любопытством. Соображение об американцах, которых обычно считали миролюбивыми и в которых этот капитан видел возникающую опасность, было оригинально и понравилось ему. Действительно, американцы выходили на Тихий океан. «Да такая громадина разовьется — со временем бог весть что будет. У них там демократия и быстрота — time is money[57]».
«Но кто ему покровительствует? Почему-то он как бы просит не открывать его намерений князю Меншикову. Чья рука ему помогает?»
