чистоплотность!
Зачем же он так грубо вторгся во внутреннюю жизнь этого народа, куда он был допущен, где ему многое было открыто, как никогда и никому за всю историю Японии! Зачем он позволит: себе такое самовольство? Поселить на земле Японии американских женщин! Даже мужчин мы еще не совсем согласны принимать. Мы от консулов отказываемся. А он поселил женщин! У нас боятся этого, говорят, это может быть для Японии началом великих несчастий, началом заселения нашей страны иноземцами и иноверцами. Так рассуждают и в замке Эдо и в замках князей. И об этом твердо должен говорить Кавадзи с Путятиным. Саэмону велено потребовать, чтобы из заключенного трактата было удалено согласие Японии принять русских консулов, при этом считается, что мужчин-консулов всегда можно убрать из страны. Мужчина окажется в нашей власти либо постарается уехать к семье.
Приехал американский консул! Но мы и ему скажем, что консула с семьей не примем даже от Америки. Только холостого. В правительстве все понимают, что глупо не дозволять семье консула сойти на берег. Но так поступают, чтобы народ видел, как правительство верно тем глупостям, которым оно учит народ.
Поезд вельмож вступил в город, и Саэмон но джо «снял сандалии»[40] в отведенном ему храме со множеством цветущих камелий. Тяжкие деревья азалий стояли в теплом воздухе юга в глубине храмового двора, как розовые и алые стога, схваченные в черные корявые вилы. Скоро цветов будет еще больше. Тогда черные ветви исчезнут совсем.
Губернатор Накамура расстроен, смущен, разбит... Он теряет свое лицо?
– Произошло... ужасное...
«Что же?» – холодно спрашивал взгляд Кавадзи. Он подносил к губам первую чашку «жидкой яшмы» в чашечке из белого фарфора.
– Да... американская...
– Шхуна? Агрессия? Война?
Накамура кланялся и не мог плести языком.
– Пушка?
Накамура кланялся.
– Да, да. Все это! Конечно. И это тоже. И еще одна шхуна с виски, и еще пушка... Но главное не в том... хуже...
Накамура вежлив, кроток, скромен. Его преданность традиционному этикету начинает раздражать Кавадзи, вооруженного западными понятиями для предстоящих встреч с западными людьми. Что-то все напутано? Что же оказалось непобедимым?
Кавадзи ушел далеко вперед в изучении западной жизни, философии и языков.
– Пришла американская описная эскадра?
– Нет...
– Что же...
– Аме... рикан... екая... красавица! – дрожа как в лихорадке, отвечал Накамура. Его богатырское тело билось как в ознобе, плечи содрогались, словно он собирался сопротивляться по системе «дзю дзю цу»[41]. Нет, скорее по системе «сопротивление голыми руками».
Скоро все аристократы потянутся на Запад. В замену чая произведены такие удачные опыты с шампанским, доставленным в Японию на черных кораблях. Шампанское приятно овладевает головой и ногами и без излишних церемоний.
Кавадзи еще раз поднес к губам белую фарфоровую чашечку с жидкой золотистой яшмой.
«Скромность, терпение, вежливость!..»
– В Гекусенди четыре американки, четверо детей и свора собак. Одна очень большая, как маленькая лошадь князя Мидзуно из Нумадзу. Когда все ходят гулять, то очень красиво, как на картинке у Путятина. Американская красавица... стриженая... И под вуалью. Неописуемая красота.
– Стриженая? Женщина?
– Русские и американцы собрались вместе в храме Нефритового Камня, кушали, пили вино. Сидели за столом все вместе. Играла музыка. Матросы все были одеты в белое, пели свои песни. Потом вышла американская красавица с приставными волосами другого цвета. Она пела. Очень грубо и резко, но все приходили в восторг. Ей подыгрывали негры на струнных инструментах. Потом она сама взяла такой инструмент, пела, и опять все приходили в неистовство. Потом опять переменила волосы, стала черная, как японка. Еще пела и танцевала. Потом очень бурно играла музыка, и все четыре американки танцевали с русскими офицерами и с американцами по очереди. При этом мужчины и женщины обнимались. Все прыгали. Подпрыгнут высоко, мужчина стукнет ногой об ногу и перевернется в воздухе.
– Какие герои! Какие герои нашлись! – вспыхнув, сказал Кавадзи.
Он почувствовал себя ошеломленным. Этого и он не ждал. А мы надеялись на их противоречия! Нет, кажется, весь мир заодно, когда надо войти в Японию.
– Как нам быть? Вся Симода говорит: в храме Гекусенди живет американская красавица. Играет музыка медных труб! Русские и американцы танцуют. Гром и грохот! Плясал великан Можайский, который владеет прибором для снятия натуры на пластинку. Тоже подпрыгивал и при его силе бросал даму вверх. Еще пляшет Ширигу-сама. Посьет разговаривал с американками на всех языках. И тут же их мужья. Сибирцев очень нравился, и с ним танцуют все американки.
– Какие герои! Прыгали с американками в воздух! И Путятин там сидел?
– Да.
– Какой герой!
– Американская красавица когда здоровается, то протягивает руку, белую... Очень нежную. Множество драгоценностей в звенящих браслетах, а пальцы в перстнях... Я очень опасался прикасаться. Ее глаза как
