различные бумаги и документы.
Дон Корнелио в качестве секретаря расположился за столом поменьше.
Граф созвал товарищей и в присутствии всех организовал военный суд под своим председательством, чтобы судить пленников, захваченных во время битвы.
Когда все было устроено, дон Луи поднялся с места и среди глубочайшей тишины отдал приказ:
— Пусть приведут сюда пленных!
Перед судом появились люди, на которых указал Курумилла. Они пришли под конвоем целого отряда авантюристов. С них сняли веревки; хотя они и носили апачский костюм, их заставили смыть с себя краску и уничтожить все украшения на теле.
Пленники не обнаруживали ни малейшего раскаяния, но, видимо, были недовольны, что их так пристально разглядывают.
— Приведите последнего пленника! — приказал дон Луи. При этих словах графа авантюристы удивленно посмотрели друг на друга, не понимая — все девять мексиканских пленников были уже налицо.
Но через минуту удивление перешло в гнев, и по рядам авантюристов, подобно электрической искре, пробежал глухой ропот.
Перед судом предстал полковник Флорес, он был безоружен и шел с обнаженной головой, но вызывающее выражение злобного лица бросало дерзкий вызов всем окружающим.
Его сопровождал Курумилла.
По знаку графа воцарилась тишина.
— Что это значит? — высокомерно спросил полковник. Дон Луи не позволил ему продолжать.
— Молчать! — твердо произнес он, пристально глядя на предателя.
Полковник покраснел и сейчас же умолк.
— Братья и товарищи, — начал дон Луи, — к несчастью, обстоятельства сложились очень неблагоприятно. Со всех сторон нас окружает измена, мексиканцы пустили в ход целую систему обманов и завели наш отряд в эту пустыню, где мы брошены на произвол судьбы, помощи ждать неоткуда и приходится рассчитывать только на собственные силы. Вчера генерал дон Себастьян Гверреро, видя, что его бесчестные планы почти удались, сбросил с себя маску. Он объявил нас вне покровительства закона и заклеймил позорным именем разбойников. Через два часа после его отъезда на нас напали индейцы — враги приняли все меры, ничто не могло им помешать. Но Бог хранил нас и снова спас. Теперь же я вам открою, кто был правой рукой генерала и подготовил измену, жертвами которой мы едва не стали. Это был не кто иной, — сказал граф, презрительно указывая пальцем на полковника Флореса, — не кто иной, как тот презренный человек, который присоединился к нам после прибытия в Гуаймас, не покидал нас ни на одну минуту и притворялся защитником наших интересов против злодейского коварства врагов. Мы считали его братом и питали к нему самую нежную дружбу. Он присвоил себе звание полковника и назвался Франциско Флоресом, но в действительности предатель — метис, получивший прозвище Эль-Гарручоло и состоявший помощником Эль-Бюитра — бандита, который держит в страхе всю Мексику. Посмотрите, как этот жалкий человек дрожит, сознавая, что настал час возмездия.
Граф сказал правду — дерзость покинула бандита, и все его существо выражало только животный страх.
— Вот какими людьми, — продолжал граф, — окружил нас неприятель в своих целях. После всего они еще имеют дерзость называть нас разбойниками. Но пусть будет так — мы принимаем на себя это имя и будем судить бандитов, попавших в наши руки, по простому разбойничьему закону.
Авантюристы встретили слова командира горячими аплодисментами. Все сознавали правоту его рассуждений, в их критическом положении не оставалось ничего другого, как согласиться на предложение графа. Сострадание было бы постыдной слабостью, они могли спасти себя только такими действиями, которые навели бы ужас на их врагов.
Граф опустился на свое место.
— Дон Корнелио, — сказал он, — прочтите обвиняемому те пункты, по которым он привлекается к суду.
Испанец встал и прочел длинный обвинительный акт. В качестве улик к акту было приложено множество писем, написанных самим доном Франциско, а также присланных на его имя другими лицами, как например, генералом Гверреро. Переписка служила неопровержимым доказательством измены полковника. Дон Корнелио закончил речь рассказом о свидании между доном Франциско, Эль-Бюитром и вождем апачей, происходившем накануне сражения. Авантюристы выслушали длинный перечень преступлений и измен в глубоком молчании.
— Признаете ли вы себя виновным в тех преступлениях, которые вам приписываются?
Бандит поднял голову, судьба его была решена, и он презрительно пожал плечами.
— Зачем же я стану отрицать, если все это совершенно справедливо, — ответил он.
— Значит, вы сознаетесь в том, что изменяли нам с самой первой минуты нашего знакомства?
— Черт возьми, — насмешливо произнес обвиняемый, — вы ошибаетесь, senor conde, я изменил вам гораздо раньше нашей первой встречи.
Слыша такое циничное заявление, все присутствующие возмутились.
— Вас это удивляет? — нахально спросил бандит. — Но что же тут странного? Я нахожу свое поведение совершенно естественным. Кем представляетесь вы, иностранцы, в глазах коренных жителей Мексики? Вы просто кровопийцы, проникающие в нашу страну высасывать из нее лучшие ее соки, вы расхищаете наши богатства, смеетесь над нашим невежеством, презираете наши нравы и обычаи и хотите навязать нам свою европейскую цивилизацию. Зачем вам все это нужно? По какому праву вы захватываете в свои руки то, что нам дорого? Вы не что иное, как дикие звери, против которых все средства считаются дозволенными. Мы бессильны против вас в открытом бою и поэтому предпочитаем действовать из-за угла, честно поступать мы не можем и должны пользоваться ложью и изменой. Кто в этом виноват? И кто прав? Кто решится стать судьей между нами? Никто. Я попал в ваши руки, вы меня убьете — отлично! Вы можете казнить меня, но не осудить, потому что никто не давал вам полномочий выступать в качестве судей. Что вам от меня теперь нужно? Действуйте по своему усмотрению, мне все равно. Что посеешь, то и пожнешь. Так и я пожинаю теперь плоды своих трудов. Это вполне справедливо. Я должен умереть? Ну что же… Смерть мною заслужена, но вы не имеете никакого права меня оскорблять, а ваш приговор будет убийством, я это утверждаю.
С этими словами он гордо скрестил руки на груди и уверенно взглянул прямо в лицо всем присутствующим.
Авантюристов удивила такая дикая решительность этого человека с лисьими манерами, который так откровенно рассказал, в чем состояла его истинная роль. Бандит вырос в их глазах на целую голову, он даже внушил к себе некоторую симпатию — для храбрецов смелость и отвага стоят на первом месте в ряду всех добродетелей.
— Значит, вы не хотите оправдываться, — печально спросил Луи.
— Оправдываться? — ответил удивленный бандит. — Разве можно оправдываться в исполнении своего долга. Нет, ведь я продолжал бы поступать точно так же, если бы мне не помешали. Кроме того, стараясь себя защитить, я признал бы компетентность вашего суда, которую отрицаю. Постарайтесь поскорее довести до конца всю эту процедуру. Так будет гораздо лучше и для меня, и для вас.
Граф встал, снял шляпу и обратился к авантюристам.
— Братья и товарищи, — торжественно проговорил он, — ваша совесть должна решить, виновен ли этот человек.
— Да! — глухо отвечали авантюристы в один голос.
— Какого наказания он заслуживает? — продолжал граф.
— Смерти! — снова ответили авантюристы. Затем граф обратился к полковнику.
— Дон Франциско Флорес или Эль-Гарручоло, — сказал он мексиканцу, — вы приговорены к смертной казни.
— Благодарю, — ответил тот с вежливым поклоном.
— Но, — продолжал граф, — так как вы осуждены за измену, то будете расстреляны в спину, подобно всем предателям. Не желая запятнать в вашем лице чести мексиканской армии, мы вас разжалуем и затем
