— Эта девушка так мне предана, что вы могли бы говорить при ней.
— Боже сохрани меня, мадемуазель, подрывать ваше к ней доверие, но позвольте дать вам совет.
— Пожалуйста.
— Иногда опасно доверять тайну людям, стоящим ниже вас по развитию, или своим подчиненным.
— Это отчасти справедливо, но прошу вас объяснить мне цель своего визита.
— Я крайне сожалею, мадемуазель, что огорчил вас, простите мне мое нескромное замечание, дай Бог, чтобы я ошибался.
— Нет, нет, святой отец, я вовсе не нахожу ваше замечание нескромным, я избалованный ребенок и сама должна просить у вас прощения.
В эту минуту послышался лошадиный топот. Камеристка приподняла занавеску.
— Дон Луи возвращается, — сказала она.
— Пусть он сейчас же идет сюда! — вскричала Анжела. Миссионер посмотрел на нее нежным взглядом, в котором сквозило сострадание.
Спустя несколько минут в палатку вошли дон Луи и Валентин.
Охотник приблизился к миссионеру и обменялся с ним горячим рукопожатием.
— Вы приехали сюда от генерала, святой отец? — оживленно спросил граф.
— Увы, нет, ваша светлость, — ответил тот. — Генерал даже не подозреваете моем посещении вашего лагеря, иначе он едва ли допустил бы это.
— Что хотите вы сказать? Объясните, ради Бога!
— Увы, я пришел удвоить вашу печаль. Генерал никогда и не думал давать согласие на вашу свадьбу с его дочерью, я не имею права рассказывать вам о том, что мне довелось видеть и слышать — этого мне не позволяет мое звание, но я француз, ваш соотечественник, и долг обязывает меня предупредить об измене, которая угрожает вам отовсюду. Генерал хочет усыпить вашу бдительность ложными обещаниями, чтобы тем вернее нанести решительный удар.
Луи опустил голову.
— С какой же целью вы пришли сюда? — спросил он отца Серафима.
— Я явился сюда предупредить вас. Генерал хочет забрать свою дочь, не пренебрегая никакими средствами. Позвольте указать вам на то обстоятельство, что при настоящих условиях пребывание молодой девушки в вашем лагере не только сопряжено с опасностью лично для вас, но и ложится несмываемым пятном на ее честь.
— Святой отец! — вскричал граф.
— Выслушайте меня до конца, — холодно заметил миссионер, — я далек от мысли сомневаться в вашей порядочности или упрекать мою духовную дочь, но вы бессильны заставить замолчать своих врагов и положить конец пересудам на ваш и ее счет. К сожалению, ваш образ действий дает пищу этим превратным толкам.
— Но что же мне делать? Где найти средство противостоять злой молве?
— Такое средство существует.
— Укажите его, святой отец.
— Вы должны жениться на своей невесте.
— Это мое самое большое желание.
— Дайте мне закончить… Но обвенчаться вы должны не здесь. Обряд бракосочетания, совершенный без всякой пышности, в лагере авантюристов, может вызвать только насмешки…
— Но…
— Вы должны обвенчаться в городе, на глазах у всего народа, при звоне колоколов и громе ружейных залпов, которые докажут, что бракосочетание совершено с должной торжественностью.
— Справедливо, — заметил Валентин, — отец Серафим прав, тогда всем станет очевидно, что донья Анжела выходит не за презренного разбойника, а за победителя, с которым нужно считаться. Она будет женой не авантюриста, а освободителя Соноры, и все, кто теперь порицает ее, первые будут перед ней заискивать.
— Да, да, это правда, — горячо воскликнула молодая девушка. — Спасибо вам, святой отец, за ваш приезд, я сознаю свой долг и должна его исполнить. Кто осмелится порицать жену спасителя всей страны?
— Но, — возразил граф, — это средство является только побочным. Свадьбу еще нельзя устроить, и потребуется две недели, а может быть, и целый месяц, пока я возьму приступом какой-нибудь город. До тех пор донья Анжела должна будет по-прежнему оставаться в моем лагере.
Все с беспокойством посмотрели на священника.
— Нет, — ответил тот, — я берусь найти убежище для мадемуазель, если только она этого пожелает.
— Убежище? — переспросила девушка и бросила вопросительный взгляд на миссионера.
— Да. Правда, оно не отличается роскошью и недостойно принять вас под свой кров, но зато там вы будете в полной безопасности, — сказал священник. — Семья, в которой вы поселитесь, состоит из добрых, почтенных людей. Они сочтут за счастье принять вас у себя.
— Далеко ли отсюда живет это семейство? — живо спросила молодая девушка.
— На расстоянии двадцати пяти с лишним миль отсюда в сторону Гуаймаса, который составит цель французской экспедиции.
Отлично понимая, в чем дело, Анжела лукаво улыбнулась проповеднику.
— Senor padre, — сказала она, — я знаю вас уже давно и привыкла считать за святого человека. Даже если бы я видела вас впервые, то поверила бы безусловно, наблюдая, с какой дружбой и почтением относится к вам дон Валентин. Я на вас полагаюсь, отлично понимая всю неуместность моего пребывания в этом лагере. Располагайте мной, я готова следовать за вами.
— Дитя мое, — ответил тот с видимым умилением, — сам Бог внушил вам эти слова. Печаль, которую причинит вам разлука с графом, бесследно исчезнет, когда вы снова с ним встретитесь, никто не осмелится помешать вашему союзу, и он не только восстановит вас в общественном мнении, которым нельзя не дорожить, но и придаст вашей репутации такой блеск, который нельзя будет затмить.
— Поезжайте же, донья Анжела, если этого требуют наши интересы, — сказал граф, — я вверяю вас заботам этого достойного человека, но, клянусь Богом, не пройдет и пятнадцати дней, как мы снова будет вместе.
— Я принимаю ваше обещание, дон Луи, оно даст мне сил перенести эту тяжелую разлуку.
— Когда думаете вы выехать? — спросил Валентин.
— Сию же минуту! — вскричала девушка. — Мы должны уметь владеть собой и в радости, и в печали. Разлука неизбежна, нужно идти ей навстречу.
— Отлично сказано, — заметил Валентин. — Право, донья Анжела, я еще раз заявляю, что вы смелая девушка и что я люблю вас за это от всей души, как родную сестру.
Анжела не могла удержаться от улыбки при таком восторженном отношении к ней охотника. Тот продолжал:
— Черт возьми! Но нам следует позаботиться о конвое.
— Зачем? — удивленно спросил священник.
— Вы меня умиляете! Нужно же защитить вас от неприятельских мародеров.
— Друг мой, лучшей охраной послужит нам общее уважение.
— Для вас лично — да, но вы забываете, что с вами поедут еще и две женщины, которых почти никто не знает в лицо.
— Да, правда, — просто ответил тот, — об этом я не подумал. Как же быть?
Анжела рассмеялась.
— Охота вам, господа, беспокоиться из-за пустяков. Святой отец сказал, что лучшей охраной для него послужит его одежда, ведь и друзья, и враги питают уважение к его сану.
— Это правда, — добавил тот.
— В таком случае дело решается очень просто. Если отец Серафим согласится, то я и моя камеристка переоденемся в монашеское платье, под которым нас трудно будет узнать.
Отец Серафим глубоко задумался над этим предложением.
