матери, увы, еще более достойную сожаления, потому что она была жива и находилась во власти гнусного похитителя.
— О, я убью этого человека! — глухим голосом пробормотал Лоран. — Останьтесь, Хосе, не уходите, друг мой, — прибавил он, обращаясь к индейцу, скромно отошедшему в сторону. — От вас у меня не может быть тайн… Продолжайте, отец мой.
— Увы, бедное дитя! Когда мне наконец удалось разыскать несчастную, было уже поздно спасать ее. Презренный похититель насильно вступил с ней в брак, она стала матерью. Не имея возможности спасти ее, я посвятил себя ей навек и больше уже не расставался. Напрасно ее муж старался избавиться от меня: ни просьбы, ни угрозы, ничто не помогло; я владел его тайной, он был в моих руках.
— Почему же вы раньше не предупредили меня? — с укоризной проговорил Лоран.
Монах уныло покачал головой.
— Разве я знал, где вы, сын мой, да и живы ли вы? Ведь вы не просто скрылись, но даже имя переменили. Где искать вас? Как узнать о вас?
— Но ведь вам удалось…
— Да, в роковой день!
— Что вы хотите сказать?
— Помните, сын мой, разграбление Гранады?
— Помню ли? — вскричал молодой человек, взгляд которого вдруг сверкнул огнем. — И этот день вы называете роковым, отец мой?! Нет, нет, напротив, это был дивный день! Это я захватил город; он был взят приступом и сожжен; гарнизон весь перебит; целых пять дней мои солдаты резали и грабили. Ах, как я славно отомстил! Моя шпага, покрытая кровью до самого эфеса, согнулась от постоянных ударов, раздаваемых гнусным испанцам. Полторы тысячи храбрецов под моей командой творили чудеса! Ей-Богу, отец мой, великий король испанский должен был содрогнуться от ярости и позора, когда узнал, что одна из его цветущих колоний предана огню и мечу, а он все-таки бессилен против морских титанов, которых он клеймит презрительным прозвищем разбойников.
— Увы, сын мой, ваша месть была ужасна, безжалостна. Вы не считались ни с полом, ни с возрастом. Случайно я находился в Гранаде по делам своего ордена и еще более священным для меня интересам, когда спустя несколько дней после моего прибытия город вдруг был захвачен. В пылу сражения и пожара я увидел демона, всего в крови, с лицом, искаженным ненавистью, который мчался через трупы и кричал хриплым голосом: «Бейте! Бейте!» Это были вы, сын мой, вы, грозный мститель!
— Да, святой отец, вы сказали правду: грозный мститель!
— Вас называли Прекрасным Лораном, и я узнал, кто вы. Я хотел броситься к вашим ногам, поля пощадить несчастное население, но не посмел: мной овладел страх.
— Послушайте, отец мой, — откликнулся капитан, и его лицо выражало непоколебимую волю, — Бог мне свидетель, что я люблю вас и сестру своей матери больше кого-либо на свете; клянусь же вам памятью святой страдалицы, пред которой благоговею, что если когда-то представится такой же случай и вы решитесь заступиться за презренных испанцев…
— Что же тогда, дитя мое? — кротко спросила дама, наклоняясь к нему.
— Как я поступлю?
— Да.
— Чтобы не обагрять клинок своей шпаги вашей кровью, я воткну ее в собственное сердце! — вскричал молодой человек.
Присутствующие содрогнулись от этих слов, произнесенных с выражением страшной искренности и неумолимой ненависти.
— О сын мой! — прошептал монах. — Вспомните, что Спаситель простил на кресте своим палачам.
— Спаситель был Бог, отец мой, а я всего лишь человек; Он умирал добровольно, искупая вину всего человечества, Его жертва была возвышенна. Прекратим этот разговор, отец мой, я дал ужасную клятву и сдержу ее во что бы то ни стало. Да судит меня Господь, источник благости; я уповаю на Его правосудие… Продолжайте ваш рассказ, отец мой, время уходит, скоро мы должны будем расстаться. Близок час нашей разлуки.
— Итак, сын мой, уступая вашему желанию, я завершу свой рассказ. Сестра вашей матери имела мужество жить ради своего ребенка. Она до конца исполнила высокую обязанность, которую возложила на себя; но когда ее дочь достигла двенадцатилетнего возраста и могла обходиться без ее постоянных забот, силы и твердость духа покинули бедную женщину. Она решила сбросить иго жизни, она хотела умереть. Я был ее единственным поверенным, единственным другом; она созналась мне в своем решении. Долго боролся я против него, но под конец сделал вид, будто мало-помалу уступаю ее убеждению. Я обманул ее, чтобы не дать ей совершить страшное преступление, посягнув на свою жизнь.
— Боже мой! — прошептал флибустьер.
— Однажды, в отсутствие ее мужа, я дал ей выпить стакан темной жидкости, — продолжал монах, — она поверила, что это яд, и выпила залпом. Когда она очнулась, то была мертвой для всех, кроме дочери и меня. С той поры она живет, скрываясь от всех, в подземельях этого дома, и единственная ее отрада — поцелуй дочери.
— О, моя благородная тетушка! — с чувством вскричал молодой человек. — Какое геройское самоотвержение! Продолжайте, святой отец.
— Мне нечего больше сказать, сын мой.
— Как! А имя презренного похитителя?
— Разве вы еще не догадались?
— Боюсь, что угадал это проклятое имя, но, пока не убедился наверняка, продолжаю надеяться, что ошибся.
— Для вас, сын мой, лучше не знать его никогда.
— Отец Санчес, ведь вы же призвали меня к себе? Вы же снабдили меня сведениями, чтобы вернее достигнуть мести.
— Увы! Да простится мне, сын мой, я безумствовал. Не требуйте от меня, чтобы я открыл вам это имя.
Капитан покачал головой.
— Нет, — возразил он, — этого я так не оставлю. Я откликнулся на ваш призыв, преодолел величайшие опасности, чтобы прибыть сюда; теперь я здесь и требую, чтобы вы назвали его мне.
— Боже мой!
— Скорее назовите мне это имя!
— Вы непременно хотите знать?
— Требую этого.
— Увы!
— Берегитесь, отец Санчес: если вы откажетесь, я пойду и спрошу это имя у самого дона Хесуса Ордоньеса.
— Сын мой!
— Ведь это он? Отвечайте же!
— Да, он, — прошептал монах в отчаянии.
— Хорошо же!
— Что вы хотите сделать?
— Я?! Убью его! — губы флибустьер скривились в страшной усмешке.
— И тем же ударом прикончите ту, которая вас любит!
— О, я проклят! — с яростью вскричал Лоран. — Пойдем, Хосе, мне надо окунуться в кровь, чтобы забыть эту роковую ночь!
— Так это правда, сын мой, — в голосе монаха звучала глубокая скорбь, — что вы замышляете новую страшную экспедицию?
— Вы ведь помните Гранаду, отец Санчес? — капитан пристально посмотрел на монаха.
— Увы! Как не помнить!
— Разгром Гранады — ничто в сравнении с тем, что произойдет через неделю!.. До свидания, отец Санчес, до свидания, тетушка. Вы, избранники Господа, молитесь за тех, кто скоро будет лежать в кровавой
