экспедиции, из наследства приоров. Эти вещи слишком ценны, чтобы оставлять их здесь.
Что ж, надо идти. Долг никуда не делся. Госпитальер встал и понуро поплелся за своим другом.
Спускаясь с горы, цепляясь за стволы деревьев, Филатов оглядывался. Он слушал лес. Он включил все свои чувства. Знал, что охотники за головами могут вернуться. Или они поджидают здесь новые жертвы?..
Нет, никого в округе не было. В этом Филатов уверился быстро.
Они вошли в лагерь. Старались не смотреть на тела. Филатов в совершенстве владел своими чувствами, но это не значило, что он способен уничтожать душевную боль. Он лишь загонял ее поглубже, не позволяя влиять на свои действия.
– Ничего не оставили, – сказал Филатов, закончив осматривать жалкие остатки лагеря. – Ни одного экспоната. Всех «жуков» прибрали, все булыжники.
– Значит, эти вещи им были нужны.
– А посему они действовали по чьему-то указанию.
– Опять аризонцы? – произнес госпитальер с болью в голосе.
– Ага. И хозяин охотников за головами. Поговаривают, это сам Черный шаман Буду.
Неожиданно Филатов напрягся. И негромко произнес:
– Они тут.
– Кто?
– Обезьяны вернулись. За нами.
– И что? – по спине госпитальера поползли мурашки.
– Вперед, Начнется драка – только не суйся под руку. С тебя толку-ноль. Не мешай мне.
– Понял. Но…
– Я тебе приказываю. Все, пошли…
Они шли, ожидая стрелы или копья. Филатов собрался. Он был предельно спокоен. «Дух как вода» – раньше называли это состояние. Полная гармония с окружающей средой, позволяющая ощущать малейшие изменения в ней, дисгармонию, опасность и предпринимать ответные меры.
Они посыпались из-за деревьев, когда московитяне почти вышли из лагеря. Филатов и предполагал такой расклад. Он не дергался, не совершал никаких движений. Он застыл как вкопанный и смотрел на черномазых аборигенов, окружавших их, выставив вперед копья и топоры из сверхпрочной легированой стали, которую поставляют на Ботсвану планеты первой линии.
Охотников было человек десять. Они, похоже, были уверены в своих силах. И бездействие жертв воспринимали как оторопь. Московитяне были безоружны, и дикари видели это, иначе избрали бы другую тактику.
– А, маба, ту! – заорал самый рослый из них, разукрашенный линиями всех цветов радуги, переливающимися на солнце и сияющими как светомаячки.
«Вождь», – прикинул Сомов. Он знал, что вожди разукрашиваются люминесцентными и даже объемными красками, опять-таки импортными.
– Маба, маба! – заорали остальные.
– Ну же, чуть ближе, – прошептал Филатов.
Он надеялся, что они нужны хозяевам охотников за головами. Что не станут убивать сразу, а свяжут для начала. А если и решат убить, так сперва помучают по привычке, из национальных традиций. Отправлять на тот свет человека без должных мучений считалось здесь неуважением к памяти его предков, неоказанием соответствующих почестей.
Так и произошло. Дикари приблизились, сдуру сгрудились в кучу.
– Маба ту куку! – проорал вождь, ударив легонько древком копья Филатова. Тот продолжал стоять неподвижно,
– Ту, а маба! – вновь завопил охотник за головами. Отставил копье. Шагнул к Филатову. Взял его за волосы.
И тут началось.
Четвертый посвященный гимнастики «Тучэй», мастер первого уровня русобоя, прошедший спецподготовку и преодолевший ад не одной планеты, резидент Министерства внешней информации Сергей Филатов начал движение.
Последняя мысль вождя, прежде чем душа покинула тело, была такой: почему его голова смотрит в совершенно другую сторону. Хрустнули шейные позвонки.
А потом Филатов стал работать в классической тактике – бой против нескольких вооруженных холодным оружием противников. Задача осложнялась тем, что нельзя было выпускать из виду беспомощного и безопасного как червяк госпитальера.
Филатов пробил грудную клетку второму охотнику, одновременно отправив ударом ноги в глубокий нокаут его приятеля, завладел копьем, оставил его в животе следующего дикаря. Потом сделал круговое движение, отведя топор, летящий в голову своего друга – топор увяз в животе еще одного аборигена. Отвел удар другим копьем, перерубил ударом ребра ладони кадык охотнику. Упал на колено – дротик просвистел над ухом. Выбросил вперед руку-копье, угодив в солнечное сплетение. Зацепил ногу очередного дикаря, подсек ее, коленом добил негодяя.
И остался с глазу на глаз с последним стоявшим на ногах охотником за головами. Тот целился ему в живот копьем, но в глазах совершенно не было уверенности.
