проявлялась какая-то нервозность.
Адепт стоял на палубе, выпрямившись, и вглядывался куда-то в зеленую чащу по правому борту. От него исходила энергия, которую почувствовали и матросы. Он негромко произнес три фразы на языке атлантов, и это тоже не укрылось от ушей матросов. Они завороженно взирали на него.
— Опять вверх по реке. И быстрее! — резко крикнул Адепт перед тем, как удалиться с палубы.
На следующий день ко мне подошел капитан Леон-сио, худой как щепка, бородатый валлиец со злыми глазами.
— Команда волнуется, сеньор.
— Почему?
— Они не понимают, что происходит.
— Им платят не за понимание, а за службу.
— Они считают, что сеньор Винер немного не в себе... И даже хуже.
— Что это значит — хуже?
— Они не верят, что он порядочный католик. Никто не слышал, чтобы он, да и вы тоже когда-нибудь молились. Наоборот, из уст сеньора Винера вырывались
Такие слова, которые приличествуют лишь людям, одержимым бесовскими чарами. Матросы считают, что вы принесете беду, что вами владеет какое-то зло. Но не это главное.
— Что еще? — спросил я, думая про себя о том, что дело плохо, люди все четче начинают ощущать потусторонние флюиды, порождаемые нашим присутствием.
— В Картахене ходили слухи о пропавшем «Санта-Крусе». Будто там был черный колдун, наславший на флот шторм.
— Ну и что?
— Команда полагает, что этим колдуном мог быть сеньор Винер.
— Напрасно вы повторяете эту чушь!
— Возможно, но команда думает иначе. И с каждым днем она укрепляется в худших своих опасениях. Матросы на грани бунта.
— Я сам выброшу за борт первого же бунтовщика, который разинет свой гнусный рот!
— Вы не знаете, что такое бунт на корабле...
— Я знаю и не такое. И вы будете делать то, что скажет Винер. Нам плевать на то, что думает это отребье, и на то, что оно собирается бунтовать. Это у них не пройдет!
Капитан бросил на меня быстрый взгляд, пронзивший меня подобно кинжалу. Затем он поклонился и вышел из каюты. Я разбирался в людях и знал, что этот просоленный морской волк в любом случае будет на нашей стороне.
Интересно, откуда дошли слухи о том, что произошло на «Санта-Крусе»? Наверное, кто-нибудь из мерзавцев Клейменого Джека попал в Картахену, решив попытать счастья на берегу, и теперь потешает таверны рассказами о каком-то черте, пустившем на дно сразу три корабля атлантического флота своими чарами.
Следующие дни подтвердили правдивость слов капитана. Команда медленно закипала. Они действительно были способны поднять бучу, и тогда, который раз за последнее время, нас попытаются выкинуть за борт. Но теперь уже в кишащие гадами и не менее страшные, чем океанские пучины, воды Амазонки. Ох, этот чертов святоша Игнасио, с его нелегкой руки неприятности преследуют нас!
В тот день корабль в очередной раз лег в дрейф, Я спустился в матросский кубрик. Опасности лучше идти навстречу, а не ожидать ее с трясущимися поджилками.
— Наше путешествие затягивается, — объявил я, — поэтому мы повышаем плату в полтора раза. Часть денег вы получите сейчас, другую часть — по расписке у дона Марио.
Послышался одобрительный ропот.
— Он заговаривает нам зубы! — крикнул из угла одноухий, долговязый, с обожженной половиной лица матрос. — Пусть скажет, какую рыбу мы ловим в этом жалком ручье!
— Это вам знать не обязательно.
— Ну, я же говорю! Выпустить им кишки! Точно, один из них, этот страшилище Винер, молится сатане, а не Господу нашему Иисусу Христу! Он пустит нас на дно, как пустил целый флот!
Я вытащил из-за пояса пистолет. Выстрел оглушительно прогремел в небольшом помещении. Пуля впилась в доску над головой одноухого.
— Боюсь, твоя доля достанется кому-то другому. Мертвецам не нужны деньги, — усмехнулся я и обратился к матросам:
— Что вам милее — звон монет или! пустопорожние причитания этого болтуна?
На несколько дней огонь был притушен. Через двое суток Адепт указал рукой на правый приток Амазонки, достаточно широкий для нашего судна и немногим уступающий самой реке.
— Нам нужно туда.
Еще через три дня, когда приток сузился настолько, что мы стали опасаться, как бы не посадить корабль на мель, Адепт неожиданно заявил:
— Все! Здесь! — Он обернулся к капитану:
— Спускайте шлюпку на воду. Мы высаживаемся. Капитан удивленно посмотрел на нас:
— Вы убеждены, что что-то забыли в здешних местах?
— Это уже наше дело. Вы высаживаете нас и возвращаетесь домой немедленно.
— Как?! — воскликнул капитан.
— Почему?! — одновременно воскликнул и я.
— Нам больше не понадобится корабль.
У меня закралась шальная мысль: а может быть, Адепт действительно сошел с ума? Остаться здесь без судна означало остаться здесь навеки.
— Ты в этом уверен?
— Наверняка.
— Хорошо, — кивнул я.
— Даже мой приятель Билли Кувалда, которому чудилось, будто он является церковной чашей для причастия, решил бы, что я сошел с ума, — произнес Генри, — но я все равно иду с вами, черт бы меня побрал!
Когда моя нога ступила на усыпанный камнями берег, я вдруг почувствовал, что, как бы все не повернулось, я теперь окончательно отрезан от своей прошлой жизни, от мира, в котором прожил больше сорока лет. Возврата в него мне не будет.
Матросы, счастливые, что отделались от нас так легко, старательно гребли к кораблю. Они, похоже, боялись, что мы передумаем и вернемся назад. Адепт махнул им рукой, и один из них в ответ только перекрестился.
Провести ночь в сельве — испытание не для слабых духом. Равно как и изо дня в день идти по этой проклятой Богом земле. Но постепенно человек привыкает ко всему. К оглушительной ночной какофонии; скрипам, треску, продирающим до костей крикам загадочных животных, и стрекотанию насекомых, раз в десять более громкому, чем стрекотание наших милых сердцу кузнечиков где-нибудь в Англии, карканью, шелесту, свисту и многому другому, чему и названия нет.
Затрещали ветки — это пробирается в зарослях хищный зверь. Он бы показал, кто истинный хозяин в сельве — уж конечно, не эти пришельцы, жалкие и неуклюжие. Но у них есть пламя, они владеют огнем, а что может быть страшнее огня, впивающегося в нос, пожирающего шерсть? Никакая сила, никакие самые острые клыки и когти не могут противостоять ему. Поэтому лучше поискать другую добычу. Ее не так трудно найти в кишащей жизнью ночной сельве, особенно когда твоя поступь мягка и еле слышна, а движения быстры как ветер...
Я подбрасывал в огонь всякий древесный мусор, который загорался с явной неохотой, что при такой сырости неудивительно. Хотелось спать даже при сильном шуме, но нельзя, погаснет костер — и мы останемся один на один с сельвой.
На свет слетались тучи насекомых: мелкие мушки, чьи укусы очень болезненны, но еще хуже было то, что они забивались в одежду, уши, нос. Немного отгоняло их вонючее масло, которым мы натерли кожу
