отправились на север, чтобы соединиться с войском графа Сен-Жилля и затем привести его сюда, где мы тем временем как следует обустроимся и начнем подготовку к походу на Антиохию. После утомительного лета и не менее утомительной осени наступил отдых. В маленьком портовом Александрете оказалось все необходимое для сносной зимовки, особенно до той поры, покуда не подошли основные части крестоносцев. Мы с Аттилой, Дигмар и Годфруа Буйонский заняли половину большого дома одного торговца-грека, который не слишком-то показывал, что мы его как-то уж очень стеснили своим присутствием. Ожидалось, что если к Рождеству основная рать крестоносцев подтянется в Александрет, можно будет вскоре и выступать, чтобы постараться захватить Антиохию до наступления знойного периода года. Однако все получилось по другому, и разногласия между вождями похода вновь привели к ненужным жертвам. Раймунд Тулузский, пройдя через Кесарию, города Киликии, в которых ему не удалось пополнить свои ряды армянами, встретился в городе Мараш с Бодуэном. Брат герцога Лотарингского, поссорившись с Евстафием, решил в одиночку искать своего счастья и из Мараша двинулся на восток, где лежал богатый город Эдесса. Крестоносцы графа Сен-Жилля и Евстафий не поддержали его и в середине сентября прибыли в Александрет. Городок показался им слишком маленьким, и они тотчас же устремились дальше, намереваясь сходу овладеть Антиохией. Нам всем пришлось последовать за ними, покинув уютный дом богатого грека. Аттила был страшно недоволен.
Конечно, хорошо было бы сразу так взять, да и захватить Антиохию, но когда мы подошли к этому огромному городу, стало ясно, что даже длительная осада неизвестно, принесет ли плоды. Город окружало двойное кольцо неприступных стен, вдоль которых ощеривались неисчислимые башни и башенки. Находясь на границе между византийским и арабским миром, Антиохия то и дело переходила из рук в руки, и всякий раз очередной завоеватель стремился утвердиться в ней и для того еще больше укреплял. Первые солидные укрепления возвел еще в шестом веке Юстиниан. Через два века арабы захватили город и возвели новую цепь укреплений. Еще через два века греки вновь вернули Антиохию себе и сделали крепость вдвое более неприступной. Богатства города были неисчислимы. Находясь в удобном месте, Антиохия стала центром торговли и замечательных ремесел. Здесь производили все, начиная с ковров, шелков, стекла, фарфора и драгоценностей и кончая великолепным оружием, не уступающим в своей славе произведениям дамасских мастеров. Для мусульман она была городом множества школ-медресе. Для греков — одним из центров древней культуры. Старик Раймунд Тулузский просто называл его городом своей давней мечты, он грезил сделаться князем Антиохийским и в этом титуле окончить свой век.
Годфруа предлагал составить четкий план осады, но Раймунд, который и впрямь после того, как его укусил тарантул, сделался невменяемым, и слушать не хотел. Это был его город и его осада. В результате крестоносцы расположились вокруг города кое-как, без определенного плана, и с юга, как выяснилось позднее, к городу был отличный подход извне. Мы разместились на западе, у подножия горы Сильпиус. Начались дожди, и не раз мы вспоминали уютный и милый Александрет.
Вот уже второе Рождество я встречал вдали от моей ненаглядной Евпраксии. Я мог привыкнуть ко всему — к голоду и лишениям, к болезням и смертям, к тяжелой походной жизни, но до сих пор я не мог привыкнуть, что мы порознь и что когда теперь увидимся — Бог весть. Наступил январь 1098 года. К этому сроку крестоносцы надеялись захватить Иерусалим…
Осада Антиохии оказалась долгой, мы пережили и голод, и падеж скота, после которого у нас осталось всего несколько сотен лошадей, в том числе издохла и моя кобыла, которая досталась мне после битвы при Тарсе от одного из погибших там рыцарей; мы пережили множество потерь во время стычек с сельджуками, совершавшими весьма смелые вылазки из города — пришлось даже построить противу городских ворот деревянные башни, на которых постоянно дежурили наши воины. Мы пережили и чудовищное падение нравов, когда случалось заставать крестоносцев за каким-нибудь гнусным занятием. Они собирались в шайки и грабили окрестных жителей, а однажды даже раскопали мусульманское кладбище и ограбили мертвецов, похитив из могил драгоценности. Были и случаи дезертирства, причем первым пытался увести людей один из бывших самых рьяных вдохновителей похода, Пьер Эрмит. Он приплыл в Антиохийскую гавань из Константинополя на корабле с сообщением, что к лету ожидается новая рать крестоносцев из Европы. Пожив в нашем лагере, он очень скоро смекнул, что лучше вернуться сюда, когда Антиохия будет взята, и подговорил несколько десятков человек бежать вместе с ним и на корабле уплыть обратно в Константинополь, где пожить до той поры, покуда крестоносцы двинутся на Иерусалим. Беглецов вернули с позором и предали осмеянию, чем немного развеяли уныние, связанное с длительной осадой.
Весной в гавань Святого Симеона, расположенную в двенадцати милях от Антиохии, там, где река Оронт впадает в Медитерраниум, стали вовсю прибывать суда из Генуи, и Англии привозя для нас продовольствие, необходимые вещи, а главное — строевой лес, столь нужный для возведения осадных башен и различных осадных орудий. Но лишь к лету мы смогли-таки овладеть этим прекрасным городом с помощью хитрости Боэмунда Тарентского, сумевшего подкупить начальника одной из самых неприступных башен, называемой Башнею Двух Сестер. Предатель по имени Фируз, затаивший сильную сердечную обиду против эмира Ягысьяни, в условленный час открыл ворота и впустил норманнов в город. За хитрость и доблесть, проявленные при взятии Антиохии титул князя Антиохийского получил не Раймунд Тулузский, который так давно мечтал об этом, а Боэмунд Тарентский, который отныне стал именоваться Боэмундом Антиохийским. Тогда же был произведен в рыцари и мой дорогой храбрец Аттила, который во время решающего штурма вел себя, как лев и уложил немало врагов своею нелегкой Десницей. Сам князь Боэмунд Антиохийский совершил это посвящение, что, впрочем, не мешало Аттиле впоследствии время от времени поругивать смелого и хитроумного норманна.
Увы, нельзя не упомянуть и о бесчинствах, которые творились крестоносцами в древнем и славном городе. Антиохия была подвергнута страшному грабежу. Жители города, и без того, выдержав длительную осаду, оставшиеся на бобах, вынуждены были отдавать победителям последние крохи. Запасы продовольствия, остававшиеся в городе были съедены рыцарями креста в течение двух-трех дней, а когда есть стало нечего, к Антиохии нежданно-негаданно подошло огромное войско сельджуков под предводительством их знаменитого полководца Кербоги.
Эта страшная весть застигла нас в знаменитых антиохийских термах, ничуть не уступающих тем, которыми мы наслаждались в Константинополе у гостеприимного Алексея. Здесь было все, что душе угодно — и обширный круглый калдарий, в котором можно было напариться до одурения, и удобно обустроенный тепидарий для смывания грязи, и огромное натацио, где можно было плавать, как в озере, и фригидарий, куда желающие могли прыгнуть из душной парилки калдария, а на крытых террасах располагались палестры, где мы затевали игры в мяч и борцовые поединки.
— Чорт побери! — воскликнул Гуго Вермандуа, когда объявился вестник и сообщил, что недолго длилось наше счастье и мы теперь в роли осаждаемых. — А ведь там еще оставалось четыре катапульты и две или даже три фрондиболы, и все наши осадные башни им теперь очень пригодятся. Какие же мы беспечные, господа рыцари!
— Да уж, нечего сказать, — проворчал Аттила, которого с некоторых пор принимали со всеми на равных. А главное, теперь только и ищи, кто откроет этому Кербоге двух-трех сестер.
Замечание новоиспеченного рыцаря не было лишено смысла, и все теперь только и следили друг за другом, не хочет ли кто-нибудь поступить по примеру предателя Фируза, которого, кстати, в первый же день осады на всякий случай повесили. Других сарацин и турок пришлось собрать в одном из кварталов города и тщательно охранять, но положение наше и без них было самое отчаянное. Припасов продовольствия оставалось по самым щедрым подсчетам не более, чем на неделю. Подмоги из-за моря ждать было бестолку — сельджуки сожгли пристань Святого Симеона и не подпускали к берегу ни один корабль. Через несколько дней голод стал драть всем внутренности, и многие отчаявшиеся пытались бежать из осажденной Антиохии, спускаясь со стен на веревках, но большинство из них ожидала печальная участь — турки отлавливали несчастных и сдирали с них кожу в отместку за все бесчинства, которые мы творили в городе после взятия.
Осаждающие прекрасно сознавали, что очень скоро мы начнем сотнями умирать с голоду, и не пытались пока предпринимать попыток захватить город силой. Так прошла неделя, в конце которой мы уже начали отваривать все, что было у нас из кожаных вещей — сумки, кошельки, ремни, конские сбруи, туники норманнов — но и этой еды не могло хватить надолго, равно как и кошек, собак, крыс и прочего провианта, способного обрадовать печенегов или представителей племен Гог и Магог. Оставалось уповать только на чудо.
