После этого разговора флорентиец стал еще более покладист, и вечером, когда осенний мрак опустился на воды, мы устроились в маленькой и уютной каморке, устланной небольшими коврами. В этот раз, наяву, мы сели друг к другу гораздо ближе, чем то случилось однажды во сне, за столом трапезундской таверны.
Здесь, при свете покачивавшейся из стороны в сторону лампы, Сентилья рассказал мне историю, которая привела его к нашему не совсем обычному среди простых смертных знакомству.
РАССКАЗ ТИБАЛЬДО СЕНТИЛЬИ, ТРАКТАТОРА ФЛОРЕНТИЙСКОЙ ТОРГОВОЙ КОМПАНИИ ЛАНФРАНКО
Хотя, мессер, я действительно не в силах похвалиться древностью своего рода и, более того, имею некоторые основания начинать свою славную родословную прямо с самого себя, однако предания, определившие мою судьбу, имеют не менее, чем вековую давность. Они довольно любопытны, эти предания.
Вам должно быть известно, мессер, что в пору своего наивысшего расцвета на Святой Земле Орден бедных рыцарей Храма сделался самой богатой и надежной банковской компанией во всем христианском мире. Еще два века тому назад Орден похвалялся девизом, который не отказались бы принять и самые знатные торговцы Европы. Тот девиз гласил: «Орден не продает, Орден только покупает».
Более того, по сути дела не подчиняясь никакой власти и, в первую очередь, презирая власть Святого Престола, Орден без зазрения совести обходил анафему, грозившую тем христианам, кто осмеливался открыть ростовщическое дело. Орден ссужал баснословные суммы не только известным торговцам, но даже многим монархам, которые предпочитали брать золото в долг все же у крещеных братьев, а не у евреев.
Надо признать, что хранилища золота, устроенные в подземельях неприступных крепостей, были и вправду куда надежней сундуков любой королевской казны, девственности которой всегда грозили всякие династические перевороты. Орден был свободен от кровных уз и загадок наследования, чем и привлекал к себе взоры многих знатных и состоятельных людей не только в христианской Европе, но и на землях султанов и падишахов.
Действительно, мессер, многие знатные сарацины, визири и даже эмиры, предчувствуя опалу со стороны своих непостоянных сердцем и завистливых повелителей или же предвидя дворцовые смуты, предпочитали упрятать свои сокровища в надежное место. Таким надежным местом и представлялись им закрома Ордена. Тогда, тайно договорившись с капитулом, предусмотрительные визири переправляли свое золото из одного места в другое. Надо признать, что тамплиеры, если и были грешны в чем-то ином, но зато показали всему миру прямую выгоду одной Божеской добродетели. Я имею в виду честное ведение дел, которое и дало им барыш больший, нежели торговля сукнами или рабами. За сто лет Орден не обманул и не ограбил ни одного вкладчика, и всякий сарацин мог в любой день получить свои деньги обратно, уплатив только небольшую мзду за охрану его казны.
Говорят, один лишь великий Саладин, ценивший только дела чести и доблести и сам всю свою жизнь оставлявший всего пару медных монет в поясном кошельке, не понимал обоюдной пользы от положения дел на Святой Земле, и с него-то начались беды христиан Иерусалимского королевства.
Он изгнал христиан из Палестины, и, верно, многие высокородные сановники из самых разных государств Востока могли оказаться банкротами, если бы не сумели вовремя остановить своего героя. Мудрейшие из мудрых собрались в Египте и убедили султана, что воинов Соломонова Храма ни в коем случае нельзя выпроваживать из Палестины всех до одного, иначе, как уверили султана, возникнут непреодолимые трудности на путях пересылки жалования важным доносчикам, находившимся при европейских дворах и снабжавших сарацин сведениями о замыслах христианских монархов.
Таким образом еще на целый век осталась на самом краю Святой Земли неприступная цитадель Акра, которую султаны, если бы у них появилось на то сильное желание, без особого труда могли бы выкинуть в море, как пригоршню камней. Но тогда вместе с камнями в воду посыпались бы россыпи золотых слитков, принадлежавших наимудрейшим слугам Аллаха.
Таков, так сказать, подземный фундамент моей истории, мессер, и за этим наступает черед возведения стен.
Однажды, лет восемьдесят или немногим более тому назад, один важный сановник египетского султана, прозревая в скором времени некие опасности для своего благополучия, решил воспользоваться самым надежным в ту пору банком на Востоке, который именовался Акрой, и посредством тайной переписки договорился с самим Великим Магистром о вкладе. Той сделке могли бы позавидовать и некоторые монархи Европы, ибо, как утверждают, сумма вклада равнялась не менее чем двумстам пятидесяти тысячам лир. Скажу, что на такие деньги вполне можно было снарядить новый крестовый поход, если не из Европы, то, прошу покорнейше простить за кощунство, в саму Европу.
Тот богатый сарацин был хорошо осведомлен о банковских делах Ордена, однако был достаточно осторожен, поскольку сумма вклада значительно превышала прочие и могла, по его мысли, как бы перелиться через край самой надежной и стойкой совести. Короче говоря, сарацин решил поддержать надежность своего вклада дополнительными гарантиями. В ту пору в Египте пребывала некая высокородная пленница-христианка. По преданию ее похитили пираты и продали неверным. Приближенный султана получил сведения, что тамплиеры горят желанием освободить ее из плена за любые деньги, поскольку родственники похищенной имеют большой вес при франкском дворе. В замыслы сарацина входило с наименьшими потерями выпутаться из придворных интриг, завершить кое-какие дела и, мирно распрощавшись с султаном, переселиться в Сирию. На все это он намеревался потратить год, самое большее — два, и тот же срок он назначал своему вкладу. Так вот, для верности дела он перекупил пленницу и сообщил тамплиерам, что готов отдать ее по истечении срока в качестве уплаты взноса за сбережение своих сокровищ. В ту пору Священной Римской Империей правил некий просвещенный монарх, свободно говоривший на шести языках, бывший сведущ в астрономии, алгебре и разнообразных искусствах. Ко всем своим качествам он добавил богохульство, поразительное в глазах даже самых закоренелых безбожников. Отлученный от Церкви Христовой, он всю свою жизнь воевал и бранился со Святым Престолом, а заодно при самых необъяснимых обстоятельствах на несколько лет вернул Иерусалим в пределы христианского мира. О нем говорили разное. Возможно, вы осведомлены, мессер?
В ответ я многозначительно покачал головой.
— Тогда, мессер, — с некой опаской проговорил Тибальдо Сентилья, — вам будет любопытно узнать мнение осведомленных людей. Многие считали и считают поныне, что повелитель наихристианнейшего государства являлся тайным последователем Старца Горы, то есть — ассасином.
При этих словах Тибальдо Сентилья замолк и пристально посмотрел мне в глаза. Мне ничего не оставалось делать, как только сказать ему:
— Не беспокойтесь, синьор Сентилья, я не настолько ассасин, чтобы считать себя таковым до мозга костей. Я, знаете ли, ассасин не по природе, а по обстоятельствам и менее всего хочу прослыть богохульником, подобно упомянутому вами монарху.
Вздохнув с явным облегчением, флорентиец продолжил свой рассказ.
Весь легион личных телохранителей у того монарха состоял только из сарацин.
Знающие люди утверждали, что Иерусалим был просто-напросто подарен ему влиятельными ассасинами, которые к тому времени проникли в дворцы султанов и падишахов и утвердились на важных местах.
Однако позвольте, мессер, вернуться к обстоятельствам, непосредственно касающимся моей особы.
Господь не позволил вероотступнику захватить Рим и низложить папу. На борьбу со Святым Престолом этот коронованный ассасин не жалел средств, и, достаточно поиздержавшись, он обратил свой взор к сокровищам Ордена. В самом Ордене ассасины, как известно, тоже имели немалое влияние, и по этой причине, а также, возможно, по многим иным, император добился от тамплиеров крупной ссуды для ведения своих военных дел с Римом. Не трудно предположить, что взятие Иерусалима входило в договор о ссуде, хотя на глазах всего мира тамплиеры и монарх разыгрывали открытую ссору между собой.
В сумму, предоставленную императору, был включен и вклад египетского сановника, которого, разумеется, оставили в неведении. Оставшиеся неизвестными условия договора с монархом, на этот раз, по-видимому, действительно перетянули все имевшиеся на весах Ордена гири честности. Впрочем, вполне
